05.06.2012

6 июня – День рождения писателя ВИКТОРА КОНЕЦКОГО

6 июня – День рождения писателя ВИКТОРА КОНЕЦКОГО

Наша память

С любовью и благодарностью

НЕ СОСТОЯВШАЯСЯ ВСТРЕЧА

На литературном небосводе писательская звезда Виктора Конецкого, как и подобает звездам первой величины, сияет ярким, чистым и устойчивым светом. Судьба ниспослала ему независимый характер, пытливый наблюдательный ум, стойкость и выдержку, жажду жизни и познания, честную душу и тончайшее чувство людей. А ещё в полной мере одарила талантом и трудолюбием. Проведя сквозь шалый лабиринт войны, блокады, голода и разрухи, испытав на прочность тело и дух, она вручила Конецкому штурвал корабля и повела плыть через моря и океаны, чтобы обо всём увиденном и пережитом в долгом странствии, рассказать людям. Это о нём пел Владимир Высоцкий:

И плавал бриг туда, куда хотел,
Встречался – с кем судьба его сводила,
Ломая кости веслам каравелл,

Когда до абордажа доходило.

Плавал. Встречался. Ломал кости обывательскому Убожеству, морской Серости, чиновничьей Глупости и флотскому Разгильдяйству. Ломал, отчаянно сходясь на абордаж, закусив губы и сжав скулы до хруста, но задачу назначенную Судьбой выполнил блестяще. Он был Мастер в самом уважительном и широком смысле этого емкого слова. Его жизнь – образец чести, преданности отчизне и однажды избранному пути, которого ни кто отнять никогда не сможет. Его мудрая, до конца честная и житейски искренняя проза, оставаясь не подвластной сиюминутной конъюнктуре, политическим ураганам и катаклизмам режимов более полувека воспитывает в читателях веру в добро, в свои силы, в реальность полнокровной жизни при любых обстоятельствах и невзгодах. Его книги накрепко связывают писателя с многомиллионными читателями и почитателями во всех краях и весях необъятной Родины. И не удивительно, что, даже не будучи лично знакомыми, судьба писателя и судьбы читателей подчас тесно переплетаются, органически дополняя и обогащая, друг друга. Вот тому лишь один пример.

Камни Сундуки

…Май 1965. Первая лейтенантская весна на Кильдине выдалась ранней и дружной. Долгожданное солнце слизало снег взахлеб, как слизывает растекающееся по губам и подбородку мороженное дорвавшийся до заветной сладости малыш. Над островом устойчиво повис антициклон, надежно прикрыв истосковавшихся по теплу островитян от штормов и промозглых туманов Арктики. Я один на узком галечном пляже. За спиной, метрах в десяти отвесная слоеная стена северо-восточного берега. Каменной завесой она отделяет меня от унылости заброшенного в полярных распадках военного городка с домами-бараками желтушно-серого цвета, от кухонных судов-пересудов, от осточертевших за долгую полярную зиму физиономий сослуживцев, от политзанятий и тревог, от бесконечных авралов и учений, от рутины военного бытия. Прямо на север до самого горизонта распласталось море Баренца сейчас изнеженно-добродушное. Тишина. Даже чаек не слышно. Вода бесцветно прозрачная у кромки пляжа, уходя в перспективу, быстро меняет окраску, становясь сначала бирюзовой, потом ультрамариновой и, наконец, у самого горизонта темно фиолетовой. Обкатанная морем прибрежная галька, покрытая быстро осыхающим лаком ленивых волн, играет бликами несметных сокровищ.

Камни Сундуки. Фотография Д. Косинцева		Останки СРТ-188. Фотография Д. Косинцева

Справа Сундуки – причудливые каменные колонны, напоминающие небрежные стопки разноформатных книг. Зачем понадобилось Природе ваять эти никчемные сооружения у края воды Богом забытого острова? Загадка, которую вряд ли суждено разгадать. Слева высунулась на пляж искореженная, ржавая носовая часть какого-то судна. Кусок рубки, торчащий из воды. Разбросанные по берегу изъеденные солью и солнцем куски такелажа. Обрывки стальных тросов. Разорванные металлические бочки наполовину забитые мелкой галькой. Побуревшие и разбухшие от долгого пребывания в воде тарные ящики. Мусор. Какая трагедия и когда, разыгралась на этом диком пляже? Что стало с людьми? Спаслись ли? А может быть нашли свой последний приют совсем не далеко от меня у подножья этого каменного исполина, на дне холодной пучины? Неуютно становится от этих мыслей…

Спасатель

…Я поздно познакомился с прозой Конецкого, но первая же прочитанная повесть «Вчерашние заботы» потрясла открытием, а точнее приоткрытием загадки полузатопленного разбитого судна возле Сундуков. «Проходим Кильдин, – вспоминает автор. – Гляжу в бинокль на камни Сундуки. Страшные минуты пережиты там. Обидно, что куда-то запропастились документы, которые хранил после окончания следствия по делу о неспасении нами СРТ-188 ».

К тому времени я уже начал писать и под впечатлением прочитанного, послал Конецкому свои первые литературные опусы, совершенно не надеясь на ответ. Но ответ пришел. Четкий, как и всё написанное Мастером: «Уважаемый Сергей Терентьевич! Получил все Ваши надежды и тревоги, т.е. исповедь островитянина (речь идет о книгах «Кильдинская повесть» и «Надежды и тревоги». – С.А.). Очень все мне родное, близкое и даже глаза мокрит. Молодец Вы, что преодолели извечную нашу морскую лень и разрешились от бремени этими книгами. Вы, конечно видите, как загнали в угол наш флот. Поэтому Ваши книги ещё и тем важны, что напоминают о самом существовании, например, Кильдина. О котором сегодня в России никто уже и не знает. Обаятелен Ваш пес (повесть «С ризеном по жизни». – С.А.). Думаю, не найдется читателя, который в него не влюбится. Продолжайте писать, а то и сделайте это смыслом своей жизни. С глубоким уважением. Удачи! Ваш Виктор Конецкий». Это был мощнейший импульс, предопределивший мою дальнейшую литературную жизнь.

Виктор Конецкий. После очередного выхода в море на спасение. 1953 год.

…Но тайна трагедии, разыгравшейся у Сундуков, сохранялась. Не проясняли её до конца и краткие вставки-воспоминания, разбросанные по разным повестям Виктора Конецкого. Вся жестокая правда открылась лишь с выходом в свет (уже после кончины Виктора Викторовича) отдельного тома «Лети, корабль!», изданного его вдовой Т.В. Акуловой как дополнение к семитомному собранию сочинений Мастера. В нем впервые опубликовано письмо лейтенанта 441-го отдельного дивизиона Аварийно-спасательной службы Северного флота Виктора Конецкого к брату Олегу Базунову, написанное несколько дней спустя после свершившейся у берегов Кильдина трагедии. Без философских рассуждений и литературной патетики, волнуясь, вновь переживая случившееся, он исповедовался: «…Январь 1953. Олег, мне не хочется писать об этом. Думаю потому, что словами не передашь того, что было без усиления и сгущения красок…Тральщик выбросило на камни с романтическим названием «Сундуки». Мы вышли по аварийной тревоге и пришли на место через 13 часов после аварии. Берег – отвесный, 180-метровая скала, черная. Корабль лежал на левом борту с креном 30 градусов, носом к берегу. На спа­сательных кораблях начальник аварийной партии – помощник капитана. Я исполнял эту должность, совмещая ее со штур­манской работой. Первая аварийная партия ушла на аварийный корабль без меня – командир корабля боялся остаться без штурмана, т. к. штормовая погода может заставить уйти от берега в море. (Это не из-за того, что он без меня не может плавать — это запросто, но стоять одному вахту невозможно). Слабый прожектор не смог долго следить за шлюпкой, и она пропала среди черных, блестящих под его светом валов.

В 9 утра шлюпка вернулась, с тех пор – еще 7 раз – на ава­рийный корабль ходил я и каждый раз, когда я уходил туда, не знал, вернусь ли назад, но, видя тот же вопрос в глазах матро­сов, держался соответственно.

…Не буду описывать этих семи рейсов. Мне, конечно, везло, т. к. обширного опыта управления перегруженной шлюпкой на штормовой прибойной волне, среди камней и у борта, лежащего на боку корабля, у меня, не было. Да еще мороз и темнота.

Мне удалось перебросить на пароход 800-килограммовую помпу на шестерке (вынимали заднюю банку) и тонны 1,5 друго­го имущества, не считая людей.

На 3-й сутки работ, я прибыл по вызову к командиру спасательных работ. Сидели в каюте 2 капитана второго ранга. Главный инженер и старик – командир спасательного корабля другого (не моего). Инженер спросил, могу ли я перебросить на аварийный ко­рабль еще одну 800-килограммовую помпу... и протянул мне бланк радиограммы – ко­мандующий флотом приказывал во что бы то ни стало спасти корабль. Надо было сказать, что в случае, если бы шлюпку разбило, то, даже несмотря на спасательные жилеты, 90% людей по­гибло бы в бурунах на скалах, а остальные замерзли на берегу, т. к. жилье в 7 км от места аварии и ночь. Я сказал, что пойду, и здесь впервые за весь разговор коман­дир корабля – старик – взял слово.

«Вы знаете, – спросил он меня, – что на севере, зимой, ни разу из перевернувшейся шлюпки не спаслись все? Даже на тихой воде у кого-нибудь не выдерживает сердце ледяной воды. Вы когда-нибудь купались здесь? А я трижды, потому считаю, что идти туда сейчас с помпой – безумие».

После его слов я впервые понял, что решаю сейчас за жизнь десятка людей, с одной стороны и за спасение 30 миллионов государственных денег – с другой. Понимаешь, я впервые понял, что все это, что творится вокруг, не азартная игра, где я проверяю мужество, а что-то серьезное.

Мне сказали: «Идите спите 4 часа, до половины полной воды, и пусть отдохнут люди». Через 4 часа шторм стал ещё больше. Мне было приказано идти на аварийный корабль, взяв с собой трех мотористов…обеспечивать откачку в момент снятия корабля с камней. Это был мой 7-й и последний рейс.

…Как нам удалось подойти к кораблю, я не знаю и не помню. Знаю одно, что командовал правильно, а люди работали как львы.

К моменту снятия корабля с камней на нем находились две аварийные партии по 9 человек каждая, и 8 человек осталось с аварийного корабля. И так, я должен был в случае, если аварийный корабль, будучи отпихнут в море, затонет, взять к себе в шлюпку ещё 4 человека. 13 человек на шестерке в шторм!

…У нас было 6 фальшвееров, они горят 4-5 минут, а после тьма делается кромешная. Для света зажгли ведра с мазутом...

…Корабль стащили с камней, и он лег на другой борт. Залитые водой, заглохли помпы. Единственным спасением для нас было: аварийный корабль оттянут в море, и к его борту сможет по­дойти кто-нибудь из спасателей, чтобы взять людей, если он не затонет раньше…

Мы собрали всех людей на кормовой надстройке. Люди с «краба» – без жилетов – нервничали. От нас до воды было метров шесть. Я сидел спиной к морю и закуривал, когда корма стала очень быстро тонуть. Волна захлестнула кормовую над­стройку и рухнула мне на колени. Когда я вскочил, вокруг буше­вала вода, в ней отчаянно барахтались люди, перебираясь к рубке, которая торчала из воды. Корабль быстро кренился.

Я схватился за сумку с ракетницей. Как всегда в такие мо­менты, кнопки заело. Меня накрыло с головой волной. Все это секунды. Наконец, удалось вырвать ракетницу и я выстрелил. Помню, что, вцепившись в шлюпбалку, увидел, как рассыпались над головой красные звезды. Это был сигнал о прекращении бук­сировки и спасении личного состава.

Когда бросился к рубке, меня ударило волной, руки не выдер­жали и меня потащило к борту, но, очевидно, помирать было рано – вода хлынула в машинное отделение, вытолкнула из него воздух через раструбы вентиляторов, которые были рядом, и эта струя воздуха отбросила меня к рубке.

Выступавшая над водой ее боковая стенка была сплошь по­крыта людьми и нам со стариком-боцманом, который тоже замешкался в корме, места на ней не было. Волна отрывала руки, корабль продолжал погружаться кормой и кренился на левый борт.

Я крикнул, чтобы люди переходили по поднимавшемуся пра­вому борту (по его внешней части) в нос. Чтобы сделать это, надо было прыгнуть метров с трех в кипящую воду на спардек. Все только крепче вцепились в рубку, я приказал еще раз. И вот первый, Белов – водолаз с нашего ко­рабля – прыгнул. За ним посыпались другие. Секунд за 40 они перешли на задравшийся нос. На рубке осталось нас чет­веро. Путь на нос для нас был уже закрыт – через весь спардек, перемахивая через оба борта, шли волны.

Мы лежали на верхнем краю рубки, ноги были в воде, брызги заливали лицо. Крен прекратился, но корабль продолжало бить о камни, а нос «водило».

Единственная оставшаяся в живых шлюпка на кораблях в первый раз подошла к нам минут через 30 после аварии. Как она подходила и как снимала людей, ты себе не представишь. Она сделала три рейса. Я ушел с корабля предпоследним (последний –старлей с другого спасательного корабля).

Пробыл в воде 1,5 часа. Это было 16-го января с 19 до 20.30. Сейчас уже 20-е, а у меня нет даже насморка, несмотря на то, что температура воды была + 1,7 гр.

Было ли страшно? Конечно, и очень страшно – в то время, которое пролежал на рубке без всякого занятия, когда лезли в голову всякие дрянные мысли…

О чем думал? О том, что, если выживу, смогу немного ува­жать себя. Прошло 4 дня, а уже все буднично и незаметно.

Сейчас, когда писал, правда, разволновался немного. Интересно, что в таких положениях люди исполняют приказания –как ягнята...»

Было в ту пору лейтенанту Виктору Конецкому, выпускнику 1-го Балтийского высшего военно-морского училища – отроду неполных двадцать четыре года. Мы разминулись с Мастером на острове всего на какие-то… неполные двенадцать лет.

Старший лейтенант Сергей Аксентьев. 1965 год

…А останки СРТ-188 методично добивает море. Каким-то шальным ураганом корпус раскромсало на части. Куски выбросило далеко на берег, где они и валяются у кромки осушки не пригодные даже в металлом. Как впрочем, и ёще с пяток таких же горемык нашедших свой конец на камнях северного побережья заброшенного ныне людьми полярного острова Кильдин.

Сергей Аксентьев

2012

О нашем авторе:

Сергей Терентьевич Аксентьев родился в 1940 году в городе Челябинске. В 1964 году, после окончания Черноморского высшего военно-морского училища им П.С. Нахимова, был направлен для прохождения службы на остров Кильдин, в береговой ракетный полк Северного флота. В 1970 году был переведен на преподавательскую работу в Каспийское высшее военно-морское училище им С.М. Кирова (Баку). А в 1979 году вернулся в родное Черноморское высшее военно-морское училище им. П.С. Нахимова на преподавательскую и научную работу. В 1994 году окончил службу в звании полковника, начальника кафедры крылатых и зенитных управляемых ракет Черноморского высшего военно-морского училища им. П.С. Нахимова. Затем четырнадцать лет в должности ведущего научного сотрудника научно-исследовательской лаборатории «Аэрогидродинамики» возглавлял несколько научных направлений.

С.Т. Аксентьев – кандидат технических наук, доцент, старший научный сотрудник. Автор более ста научных работ опубликованных в специальных и академических журналах. Имеет авторские свидетельства и патенты на изобретения в области ракетостроения и гидродинамики. Член Союза журналистов России.

Литературным творчеством Сергей Терентьевич увлекся еще в курсантскую пору, но систематически писать и публиковаться начал в 1990-х годах. Первые книги «С ризеном по жизни» и «Надежды и тревоги» встретили поддержку у В.В. Конецкого, который и «благословил» его на серьезное занятие литературой.

С 2002 года не раз публиковал в Севастопольской прессе статьи о Викторе Викторовиче Конецком и книгах, изданных Морским литературно-художественным фондом имени Виктора Конецкого.

Очерки С.Т. Аксентьева, охотно публикуют известные журналы «Наука и жизнь», «Наука и техника», «Техника молодежи», «Наука и религия», «СЕВЕР», «Морской сборник», «Морской флот» и другие. Хорошо приняты читателями повести «Звездная гавань» и «Беспокойные дали», книга исторических очерков «Россия на всех одна», а вышедшая в 2010 году книга «Тайны старых маяков» уже стала библиографической редкостью.

Более чем десятилетнее увлечение маячной темой продолжается. За это время С.Т. Аксеньев побывал на всех маяках крымского побережья и сейчас работает над новой книгой, посвященной черноморским маякам.