Константин Симонов не мог не полюбить мужественных людей Севера. Он возвращался на Кольский полуостров и после войны. Вероятно, не случайно вышел в арктический рейс на теплоходе «Комилес» в 1975 году, незадолго до своего ухода. 

Об этом вспоминал Виктор Конецкий в повести «Вчерашние заботы» («Диксон – Мыс Челюскина»). Он показывал фрагмент будущей книги кинорежиссёру Алексею Симонову, автору фильма «Обыкновенная Арктика», сыну писателя, но показать Константину Михайловичу не захотел.

«Острил Симонов редко, но реакция на смешное была у него безупречная <…> Появились в “Звезде” записки Виктора Конецкого, в которых писатель рассказывает, как он в качестве дублёра капитана участвовал в проводке каравана судов Северным морским путём. На одном из кораблей находился в качестве пассажира Константин Михайлович с женой и дочерью. Конецкий очень смешно, не без яду – другой человек на месте Симонова почти наверняка обиделся бы (из разговора с Конецким я понял, что он этого опасался) – описывает, какую “волну” среди экипажей кораблей каравана вызвало это путешествие популярного писателя. Он высмеивает главным образом отношение к знаменитости, к “звезде”, но рикошетом самой знаменитости тоже достаётся порядком. Константин Михайлович, позвонив мне из Гурзуфа, говорил: “Давно так не смеялся. Вот придёт следующий номер “Звезды”, дочитаю и напишу Конецкому, поблагодарю его”. Но уже не успел этого сделать…» – вспоминал в своих мемуарах «Шестой этаж» Л.И. Лазарев, писатель и литературовед, друг К.М. Симонова.

Сам Виктор Конецкий на это заметил: «Суровый военный писатель Симонов умел прощать и солоноватые шуточки в свой адрес, ибо сам до смертного часа ценил юмор». 

Возможно, чувство юмора, а не только присущая ему совестливость, позволили К.М.Симонову пережить многие перипетии страшного, нелепого и удивительного XX века. Симонов был партийный человек и часто «колебался вместе с линией». Но верно и другое: «…Отец был человек с гипертрофированным чувством долга. Выполнение этого долга бывало для него мучительным. Никогда не забуду его рук, с которых в конце сороковых не сходили язвы нервной экземы. Он избавился от них только в пятьдесят пятом или шестом» – из книги Алексея Симонова «Частная коллекция» (Н. Новгород : ДЕКОМ, 1999).

Сегодня уместно вспомнить, что К.М. Симонов своим кровным делом считал возвращение читателям наследия Маяковского, Булгакова, Мандельштама. Он добился публикации в СССР романа Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол», ставшего для «шестидесятников» эталоном искренности в литературе. Хлопотал об открытии в Ленинграде музея-квартиры А.А.Блока. А вечер памяти опального даже в 1970-е годы адмирала Н.Г. Кузнецова…

К.М. Симонов ушёл рано, но он был и остался победителем, а его проза, стихи и фронтовые дневники – важнейшими художественными документами XX века.

Татьяна Акулова-Конецкая

 

Камень-валун

КЛАССИКА

КОНСТАНТИН СИМОНОВ

***

Над чёрным носом нашей субмарины
Взошла Венера – странная звезда.
От женских ласк отвыкшие мужчины,
Как женщину, мы ждём её сюда.

Она, как ты, восходит всё позднее,
И, нарушая ход небесных тел,
Другие звёзды всходят рядом с нею,
Гораздо ближе, чем бы я хотел.

Они горят трусливо и бесстыже.
Я никогда не буду в их числе,
Пускай они к тебе на небе ближе,
Чем я, тобой забытый на земле.

Я не прощусь с опасностью земною,
Чтоб в мирном небе мерзнуть, как они,
Стань лучше ты падучею звездою,
Ко мне на землю руки протяни.

На небе любят женщину от скуки
И отпускают с миром, не скорбя...
Ты упадешь ко мне в земные руки,
Я не звезда. Я удержу тебя.

1941 год

Валентина Серова. Фильм «Жди меня». 1943 год

***

Я, перебрав весь год, не вижу
Того счастливого числа,
Когда всего верней и ближе
Со мной ты связана была.

Я помню зал для репетиций
И свет, зажжённый, как на грех,
И шёпот твой, что не годится
Так делать на виду у всех.

Твой звёздный плащ из старой драмы
И хлыст наездницы в руках,
И твой побег со сцены прямо
Ко мне на лёгких каблуках.

Нет, не тогда. Так, может, летом,
Когда, на сутки отпуск взяв,
Я был у ног твоих с рассветом,
Машину за ночь доконав.

Какой была ты сонной-сонной,
Вскочив с кровати босиком,
К моей шинели пропылённой
Как прижималась ты лицом!

Как бились жилки голубые
На шее под моей рукой!
В то утро, может быть, впервые
Ты показалась мне женой.

И всё же не тогда, я знаю,
Ты самой близкой мне была.
Теперь я вспомнил: ночь глухая,
Обледенелая скала…

Майор, проверив по карманам,
В тыл приказал бумаг не брать;
Когда придётся, безымянным
Разведчик должен умирать.

Мы к полночи дошли и ждали,
По грудь зарытые в снегу.
Огни далёкие бежали
На том, на русском, берегу…

Теперь я сознаюсь в обмане:
Готовясь умереть в бою,
Я всё-таки с собой в кармане
Нёс фотографию твою.

Она под северным сияньем
В ту ночь казалась голубой,
Казалось, вот сейчас мы встанем
И об руку пойдём с тобой.

Казалось, в том же платье белом,
Как в летний день снята была,
Ты по камням оледенелым
Со мной невидимо прошла.

За смелость не прося прощенья,
Клянусь, что, если доживу,
Ту ночь я ночью обрученья
С тобою вместе назову.

1941 год