29.03.2016

«Никто пути пройденного у нас не отберет»

30 марта – день памяти Виктора Конецкого

С ЛЮБОВЬЮ И БЛАГОДАРНОСТЬЮ

ЛИДИЯ МЕЛЬНИЦКАЯ
г. Архангельск

«НИКТО ПУТИ ПРОЙДЕННОГО У НАС НЕ ОТБЕРЕТ»

Так называется один из озорников Виктора Викторовича Конецкого (М.: Книжная палата, 1989). И эти же слова высечены на памятнике над его могилой на Смоленском кладбище в Санкт-Петербурге. Конецкого не стало 30 марта 2002 года. Отпевали его в соборе Николы Морского, тем самым замкнув круг его многотрудной жизни. Ведь именно здесь, в Никольском, «главном морском и рыбацком храме России», крестили его, родившегося 6 июня 1929 года. Виктор Викторович гордился тем, что в проходе второго этажа собора уже больше века висит их семейная икона Тихвинской Богоматери – «подарок всем морякам и рыбакам от бабушки Марии Павловны, которая знать не знала, что ее внука пронесет по всем океанам планеты, – семейство было на 100 процентов сухопутное…»

«ЛЕНИНГРАД МОЙ, МИЛЫЙ БРАТ МОЙ…»

В своей рецензии на «Блокадную книгу» Д. Гранина и А. Адамовича Виктор Конецкий свидетельствовал: в Ленинграде с начала блокады иждивенцы получали по 125 граммов хлеба. А к иждивенцам здесь отнесли всех неработающих, включая детей, перешагнувших 12-летний возрастной рубеж. «К 22 июня мне исполнилось 12 лет и 16 дней. Так что в блокаду я попал готовым дармоедом...»

Виктор Викторович Конецкий – замечательный писатель, профессиональный моряк, коренной петербуржец, не мысливший своей жизни без родного города. Но наш Архангельск не раз открывал перед ним ворота в арктические моря, и в своих книгах лучшие, на мой взгляд, страницы он посвятил Северу, Заполярью. Это и послужило поводом для моего знакомства с ним осенью 1983 года...

 

Встреча рыболовецкого траулера. Архангельск, 1965 год

Многим, знавшим Конецкого, хорошо известно, что распахивать душу при первой встрече с новым человеком он отнюдь не спешил. Но обычные для него настороженность, сдержанность, даже некоторое недоверие (особенно к женщине) стали таять, когда мы заговорили об Архангельске. Он расспрашивал о нем подробно, пристрастно, с искренним интересом. Но стоило только мне вспомнить, что Архангельск тоже немало настрадался в военную пору и признан вторым после Ленинграда по трагическому счету жертв голода, – как Виктор Викторович тут же: «Ну, сравнила!» Мол, у вас хоть можно было из города выехать, добыть что-то, рекой подкормиться... Даже лед зимой на Северной Двине полизать – и то все-таки сытнее, чем на Неве...

И отступила я со своими детскими воспоминаниями перед его жгучей, горькой памятью.

ЭТОТ ЛЮБИМЫЙ «ПРОКЛЯТЫЙ СЕВЕР»

«До Архангельска доплыли нормально и ошвартовались в Соломбале...» – из письма Конецкого своей матери Любови Дмитриевне перед перегоном спасательных судов Северным морским путем летом 1953 года. В 55-м тем же путем – капитаном в караване малых рыболовных сейнеров. В 64-м опять через Архангельск – с караваном грузовых судов... О короткой стоянке на пути этого каравана перед выходом в Арктику Конецкий подробно рассказал в главе «Вайгач», романа-странствия «ЗА ДОБРОЙ НАДЕЖДОЙ».

«В девять часов утра 24 августа 1964 года наши суда втянулись в бухту Варнека на острове Вайгач и стали на якорь кабельтовых в трех от берега». В который уже раз перечитывая, предвкушаю снова... Вот замурзанный ненецкий ребятенок лет пяти-шести прижал к себе обеими руками большущего, с него ростом полярного орла и поволок в тундру, подальше от пришлых людей – а вдруг отнимут? Вот «добрые и теплые звери» – северные олени с большими грустными глазами, покорные и безропотные...

А на высоком скалистом берегу бухты Варнека – одинокие могилы. Безымянный памятник двум летчикам, которые разбились здесь: самолетный винт и лыжи – то, что осталось. Дальше могила с надписью: «При выполнении боевого задания в проливе Ю. Шар 10 октября 1946 г. скончался матрос Львов Алексей Васильевич. Спи, дорогой товарищ. 1927–1946 гг.» Дорогому товарищу было 19 лет... В другой могильный холмик воткнута стальная труба с металлической дощечкой, на ней выбито зубилом: «Леднев Александр Иванович. 17.10.1906–30.07.1941. Ст. пом. кап-на п/х “Правда”». Так его похоронили когда-то матросы – лучше они не могли. Конецкий записал эти имена – может, кто вспомнит? Зимой получил письмо от сестры Леднева, а через два года увидел на знакомом кладбище уже обновленную могилу старшего помощника капитана парохода «Правда».

 

Виктор Конецкий. Кладбище в бухте Варнека. Остров Вайгач. 
Холст, масло, 1994 год

...В начале осени 1967 года Виктор Викторович Конецкий отправился в командировку по маршруту: Архангельск–Соловки–Дудинка–Игарка–Мурманск. От «Литературной газеты». Ему предстояло принять участие в первом арктическом туристском рейсе теплохода «Вацлав Воровский» и «описать виденное, как всегда, правдиво и талантливо».

Цель, поставленная перед ним, была достаточно соблазнительна: снова навестить знакомые с 1953 года острова Диксон и Вайгач, вволю поглазеть сверху на бухту Варнека, еще раз пройти арктическими морями... Да еще будучи совершенно свободным от капитанских или других служебных мореходных обязанностей. Позже Конецкий признался, что второй раз в жизни выступал в роли собкора, что эта роль не для него. «...Я боюсь людям вопросы задавать. Слишком я деликатен, скромен и неуверен в себе, чтобы лезть в души людей выспрашиваниями. Я обычно на тонком лиризме выезжаю, на самоанализе и пейзажах».                              

Весь круиз он честно пытался сложить в статью свои мысли и наблюдения, вроде таких, например: «Соловки – это не акварельные краски моря, зеленых холмов и не монастырь – “как постройка сказочных богатырей”. Соловки – это запах тления и разрушения». Да и про другие знакомые места, увиденные далее по пути следования, Конецкий «в уме резал такую правду-матку, что сам вздрагивал». А коллеги-газетчики бодро строчили про «белоснежный как чайка лайнер», про «Соловки – жемчужину Беломорья», про «белых медведей на льдине, высвеченных лучом прожектора в ночной тьме»... Конецкий же знал, что в южной части Карского моря в сентябре на слабеньких льдинках медведя и днем с огнем не найдешь. Так и маялся до конца круиза. А в Мурманске, когда он уже собрался сойти на берег, чтобы ехать оправдывать доверие «Литературки», к нему зашел капитан и предложил остаться на судне четвертым штурманом. И Виктор Викторович согласился. А в книгу первую романа-странствия «ЗА ДОБРОЙ НАДЕЖДОЙ» вошла глава под названием «Как я не написал статью об арктическом туризме и что из этого вышло».

В этом романе-странствии, кроме главы «Архангельские встречи», наш город упомянут еще не раз. В одной из своих ранних повестей «Завтрашние заботы» он очень точно передал его неповторимый облик, тогда еще непорушенный, живой; особую ауру деревянной Соломбалы, полутона белых ночей, запахи реки, свежераспиленных досок, ощущение близости моря.

КУДА ПЛЫВЕМ?

В тот день поздней осени 1983 года мой звонок с просьбой о встрече пришелся Виктору Викторовичу совсем некстати. Но все же он хоть и неохотно, но пригласил меня приехать к нему домой. Предупредил: у него в гостях сейчас судовой врач из Риги, они пьют коньяк, и надо мне поспешить, пока он не успел опьянеть...

Каждому, кто побывал дома у Конецкого, запомнились стеллажи и полки с книгами, его живописные работы – акварели с яркими цветами и натюрмортами, большая карта над тахтой... Мне Конецкий сразу стал втолковывать, как надо газетчикам писать о мореманах. А тут еще этот рижанин начал выступать: мол, если кто о Конецком напишет неправильно, то будет иметь дело с ним лично. А сам-то, как выяснилось, всего лишь часом раньше заявился к известному писателю-моряку, намереваясь написать о нем правильно (как-никак тоже мореплаватель!). Еще надеялся получить от Конецкого советы и поддержку при вступлении на литературное поприще, а может, даже рекомендации...

Ко мне был применен излюбленный защитный прием: чуть ли не с порога Конецкий предупредил, что он – женоненавистник. Мол, если я читала его книги, то должна это знать. А мне как раз при внимательном чтении его книг запомнилось другое... Например, как он писал про Анну Герман: «О, как я люблю этот тревожный голос, в котором уже вечный покой вселенной. Ее голос еще способен пробудить во мне юношескую мечту...» 

А «морячина насквозь соленая» Мария Ефимовна Норкина?! Внучка знаменитого адмирала-гидрографа царских времен, она плавала во всех возможных для женщин без образования ролях: уборщицей, буфетчицей, камбузным рабочим... На судно молодого капитана Конецкого легендарная Ефимовна, с ее «вредным языком» и медалью «За отвагу» на парадной одежде, пришла в качестве кока во время перегона сейнеров Северным морским путем. И покоренный ею капитан расскажет потом на страницах романа-странствия «ЗА ДОБРОЙ НАДЕЖДОЙ» о ее сложной, яркой судьбе и удивительном характере...

Вернувшись домой, я долгое время складывала в уме подробное письмо Конецкому (поскольку в тот день мне так и не удалось как следует расспросить его – договорились о переписке). Наш город постепенно менялся. Навсегда уплывали деревянные одноэтажные и двухэтажные на высоком фундаменте дома-корабли. Такие ждали на берегу в Архангельске судовых механиков, лоцманов, капитанов – их так и называли «капитанскими». Раньше наши мальчишки вырастали с гордым сознанием, что «Архангельский город – всему морю ворот», и душа у Архангельска была морской. А теперь стала, как и везде, – коммерческой.

 

Архангельск. Река Соломбалка. 1960-е годы

Пришли другие времена, другие нравы. Для меня, долго пребывавшей в плену северного «квасного патриотизма», настоящим потрясением стало увидеть предвыборную встречу Жириновского со своими потенциальными избирателями у нас в Северодвинске в 2004 году. Жириновский не столько выкриками их брал, сколько лично раздаваемыми деньгами, – и толпа, отталкивая и тесня друг друга, кинулась их хватать еле сдерживаемая охраной. Не могу забыть эти лица, молодые и старые, с одинаковым выражением на них... Даже в самые страшные военные годы северяне так себя не теряли! Был бы жив Конецкий – в своем незаконченном письме к нему непременно упомянула бы про маленькую лохматую собачонку – овчинки клок. Как она бегала сзади, не могла протиснуться сквозь плотную, в беспорядочном движении людскую стену, как она вставала на задние лапки, волновалась – не могла понять, что ж это с людьми-то происходит!

...А Виктора Викторовича Конецкого последний раз я слышала по радио в августе 2000 года, в дни гибели подводной лодки «Курск». На трагедию «Курска» откликнулись тогда Даниил Гранин, Алексей Герман, кто-то еще, чье мнение уважаемо. К Виктору Конецкому обратились еще и как к бывшему офицеру аварийно-спасательной службы Северного флота. По поводу «Курска» Виктор Викторович с болью произнес только, что ему тяжело говорить на эту тему – лучше он пойдет в собор Николы Морского и поставит свечку. А дома, по воспоминаниям жены, увидев по телевизору, как хоронили погибших на «Курске», встал, перекрестился и, глядя на телеэкран, тихо, но твердо сказал: «С вами и я умер».

О НАШЕМ АВТОРЕ:

Мельницкая Лидия Владимировна – легенда архангельской журналистики. В 1962 году окончила факультет журналистики МГУ. Работала в районной газете «Звезда», в архангельских газетах «Северный комсомолец» и «Правда Севера», вела кинообозрение на областном телевидении. Очень точно о Л.В. Мельницкой сказал писатель Федор Абрамов: «Вы любите, понимаете Север, и у Вас есть Слово». Печаталась в журналах «Сельская молодежь», «Север», «Наш современник». Живёт в Архангельске.