30.03.2019
30 МАРТА – ДЕНЬ ПАМЯТИ В.В. КОНЕЦКОГО
ПОМНИМ. ЛЮБИМ. ЧИТАЕМ
ГЕННАДИЙ НЕГИН
ДВА КАПИТАНА
Пишу эту статью в рейсе. За бортом плещется седая волховская волна. Мои пассажиры разошлись по каютам на ночлег. А я сижу и размышляю под шелест августовских звёзд о людях, которых судьба связала и с морем, и с творчеством писателя…
Нет, речь пойдёт не о повести Вениамина Каверина. Эти два капитана не имеют к ней никакого отношения, хотя и связаны с ней одной прочной нитью – литературой.
С чего начинается путь моряка? У всех, конечно, по-разному, но одно общее правило всё же есть: яркое детское впечатление, связанное с морем. Но если у ребятишек, живущих в приморских городах и посёлках, таких впечатлений хоть отбавляй, то откуда им взяться на сухопутье? Вот тут-то на помощь приходит морское слово! И очень часто бывает так, что оно становится сильнее даже самых красочных морских пейзажей и призывного крика чаек. Огромное счастье для будущего моряка услышать в детстве красивое морское слово! Оно может и не выведет его на широкие морские просторы – у каждого своя судьба – но то, что оно на всю жизнь привяжет человека к морю крепким морским узлом, это уж наверняка.
Юнга-сигнальщик Гена Петров (Негин) перед учебным рейсом
на т/х «Лёня Голиков».
Новгород. 1975 год. Фото из архива автора.
Морское слово – особый талант! Владеть им дано очень немногим. Посчитайте, сколько на Земле было и есть моряков, и сколько среди них морских писателей, действительно обладающих талантом живого морского слова, способного увлечь и позвать за собой целые поколения моряков? Соотношение космическое – один к миллионам! Это правило относится и к нашему отечеству. Нет, о море, конечно, писали и пишут многие, но, сколько у нас морских Пушкиных и Лермонтовых? Наверное, не ошибусь, если скажу, что хватит пальцев двух рук, чтобы их сосчитать.
Кто же они, наши русские морские классики, чьё слово легло в основу морской судьбы многих тысяч русских и советских людей?
Лавры морского литератора-первопроходца без сомнения принадлежат Константину Станюковичу, морские произведения которого, до сих пор будоражат умы юных романтиков моря, хотя и жил писатель ещё при парусном флоте более ста лет назад. Заложенный им яркий литературный почин подхватил и продолжил Александр Грин – очень скромный, тихий и нелюдимый, но поистине великий писатель-маринист, силу и красоту морского романтизма которого не превзошёл пока, на мой взгляд, никакой другой писатель.
Чуть позже к этому уже сложившемуся малому созвездию присоединились ещё две звезды – Дмитрий Лухманов и Борис Житков. Последний стоял у истоков советской детской литературы, был одним из её организаторов и написал немало замечательных морских произведений для детей и юношества. Он единственный, кто обладал своеобразным, неповторимым и очень колоритным языком, ограничивающим повествования короткими, словно рублеными диалогами и монологами, но настолько талантливо «срубленными», что, пиши он по-другому, и его литературный дар мог никто бы и не заметить, даже он сам, поскольку, собственно, и не собирался быть писателем, но его многогранность и богатый жизненный опыт всё же усадили его за письменный стол с пером и чернилами. И, как оказалось, не зря.
В отличие от многих других маринистов, Дмитрий Лухманов стал достаточно широко известен читателям благодаря своему поэтическому дару, развившемуся ещё в период его плавания на парусных судах в далёкое дореволюционное время. Не случайно многие его стихи посвящены парусной романтике:
Поёт пассат, как флейта в такелаже,
Гудит, как контрабас в надутых парусах,
И облаков янтарные плюмажи
Мелькают на луне и тают в небесах…
Вся поэзия Лухманова пронизана его нежной любовью к морю, которую он щедро дарил своим воспитанникам, будучи начальником Ленинградского мореходного техникума в двадцатых-тридцатых годах прошлого века. Лухманов – это воистину Айвазовский в литературе!
Я видал бирюзовую гладь Дарданелл
И сапфирные волны в пассатах.
Я видал, как кровавым рубином горел
Океан при полярных закатах.
Я видал изумрудный Калькуттский лиман
И агат чёрной бездны у Горна,
И опаловый, полупрозрачный туман
Над лиловым заливом Ливорно.
Я видал океан истомлённый жарой,
И окутанный сонною негой.
Я видал его хмуро-холодным порой,
Осыпаемым хлопьями снега.
Я видал его в страшные бури и в штиль,
Днём и ночью, зимою и летом…
Нас связали с ним сотни исплаванных миль.
Океан меня сделал поэтом!
Капитан дальнего плавания, поэт, писатель и замечательный педагог, он стал символом и образцом советского моряка в умах многих молодых людей не только того, довоенного, времени, но и в эпоху «развитого социализма». И хотя современное поколение молодых моряков вряд ли часто вспоминает его, а многие может и не знают вовсе, это нисколько не умаляет его значения в отечественной литературе вообще и маринистике в частности. Виной всему общее падение культуры и нравов после распада Советского Союза. К сожалению, многие современные «мореманы» – это уже не носители высокой морской культуры, а носители гаджетов и пластиковых карт…
Кстати сказать, Дмитрий Афанасьевич Лухманов дал путёвку в морскую жизнь одному из тех капитанов-писателей, которым, собственно, и посвящена эта статья – Юрию Клименченко. Он принял самое горячее участие в его судьбе, когда у Клименченко возник кризис в период его учёбы в Ленинградском морском техникуме, руководил которым тогда как раз Лухманов.
Сам Клименченко потом не раз в своих произведениях вспоминал добрым словом Лухманова, считая, что если бы не его «суровое» решение, неизвестно стал ли бы вообще Клименченко моряком, и, уж тем более, капитаном дальнего плавания и замечательным писателем.
Имя Юрия Клименченко впервые появилось в советской литературе в середине пятидесятых годов. Раньше этого и не могло бы произойти, по причине того, что Юрий Дмитриевич после войны долгое время оставался человеком, ограниченным в правах после пребывания в немецких концлагерях. Арест, проверки, реабилитация, разрешение, а потом снова запрет занимать судоводительские должности в пароходствах и ведомствах. Из-за чиновничье-аппаратного произвола он не мог устроиться работать не только на большой морской флот (хотя к этому времени уже имел звание капитана дальнего плавания!), но и в речном, и в рыболовецком флоте, и даже на береговых должностях ему не находилось места. А ведь ему, как и всем людям, нужно было кормить свою семью! Большой удачей он считал своё назначение капитаном на старый разбитый танкер «Грозный», стоявший у берега на приколе под ролью бункер-базы. Но даже и с этой должности его сняли спустя два года, и вовсе уволили из Балтийского морского пароходства, хотя за все девятнадцать лет трудового стажа в этой организации он не имел, кроме благодарностей и премий, ни одного взыскания! Тяжёлое было время, и не только для него одного…
Если бы не его личное обращение к Берии, написанное в порыве полного отчаяния, неизвестно, чем бы всё закончилось. Скорее всего, мы бы никогда не узнали такого чудесного писателя – Юрия Клименченко, и все его книги, а их более пяти, так и не родились бы на свет. А так, он получил таки всемилостивое снисхождение от власть предержащих и был принят на работу в систему Министерства речного флота. С этого момента и почти до конца своих дней Юрий Дмитриевич занимался перегоном речных судов по Северному морскому пути.
Юрий Дмитриевич Клименченко.
Фото из личного архива семьи Клименченко.
О том послевоенном, трудном, тяжёлом периоде он предпочитал впоследствии не вспоминать и в своих книгах ни разу не обмолвился о нём, кроме последнего произведения – «Корабль идёт дальше», где он изложил события своей прожитой жизни так, как они происходили на самом деле, без авторской фантазии. Собственно, эта книга и не была художественным произведением, и представляла собою широко развёрнутую автобиографию писателя.
Он умер в 1975 году. Ему было 65 лет…
Вспоминая об этом удивительном человеке и замечательном моряке, не могу не отметить тот абсолютный факт, что моя личная дорога к морю началась именно с него. Вернее с его романа «Штурман дальнего плавания», который я читал несколько лет. Да-да, именно лет. Первый раз я открыл этот «гроссбух» в десятилетнем возрасте и взахлёб прочитал, но только первую книгу романа. Вторая и третья тогда ещё не представляли для меня особого интереса. К тому же после «Доктора Айболита» эта книга мне казалась просто безразмерной, и я не чувствовал в себе силы одолеть её. Роман был отложен. Но и того, что я из него прочитал, оказалось достаточным, чтобы навсегда заболеть морем. В результате, в этом же году я поступил в морскую школу юнг на судоводительское отделение, куда набирали именно с десяти лет. Это был 1974 год. За год до смерти писателя. Но я тогда, конечно, этого не знал.
Дальнейшее чтение романа растянулось аж на семь лет! В четырнадцать-пятнадцать, когда в крови бурлила первая любовь, я зачитывался любовными переживаниями героя и его первыми морскими достижениями во второй книге, а третью, где описывались военные события, я со всей серьёзностью и душевной болью дочитал, когда мне было уже семнадцать, и я закончил школу.
Этот роман, равно, как и все книги Клименченко, написан простыми доступными словами без всяких литературных изысков и трюкачества. Язык писателя прост, иногда наивен, и даже почти примитивен, как обыкновенная корабельная деревянная мачта, но именно она, как и этот бесхитростный язык, таит в себе древний и вечный природный зов к морю.
«Когда Юрий Дмитриевич начинал плавать, – писал в предисловии к «Штурману дальнего плавания» 1966 года издания Виктор Конецкий, второй из двух капитанов этой статьи, – моряки были ближе к Солнцу, Луне и звездам, нежели сейчас. Ведь обаяние морской профессии не только в интересных рейсах. Море заставляет любить Землю и Солнце, и звезды. Моряк особенно любит Землю, потому что, возвращаясь к ней, ощущает её с большей силой, отчетливостью, радостью. Как трогательны первые деревья на берегах Морского канала в Ленинграде, когда возвращаешься к ним, как беспричинно веселит обыкновенный краснорожий громыхающий трамвай, который встречает моряка у ворот порта, с каким уважением смотришь на вешки, сделанные из стволов молодых берёзок в устье Оби, когда подходишь к ним с севера и когда давно уже отвык от деревьев. Моряк любит Землю и за то, что она ведёт его в плавании, она мигает далёкими маяками, она подставляет свои мысы и горы под прорезь пеленгатора, она укрывает судно от злого ветра в непогоду. Земля – скалы, мели – бывает опасна для моряка. Иногда, когда поднимается большой шторм, корабли торопятся уйти возможно дальше от берегов. Но никто не сердится за это на Землю».
И там же: «Как жаль, что Вы, читатель, никогда не сможете услышать своими ушами, как автор этой книги, капитан дальнего плавания Юрий Дмитриевич, рассказывает морские истории где-нибудь на рейде острова Диксон. Каким юмором блестят его глаза. И как отдыхают душой люди, собравшись в каюту капитана-наставника Экспедиции специальных морских проводок речных судов».
Они познакомились в 1953 году в поезде, следующем из Владивостока в Москву – два капитана и два писателя – Клименченко и Конецкий. Их дружба продолжалась затем всю жизнь, хотя в творчестве это были два совершенно разных автономных и самодостаточных человека. Каждый со своими литературными перлами. И если перл Клименченко заключался в простоте, доступности и душевности повествования, то перл Конецкого был иного рода и представлял собою необычайную образность языка с колоритным юмором, и, одновременно, философское осмысление почти всего, о чём писал автор, благодаря чему на свет появились и серьёзные драматические произведения, и забавные поучительные морские рассказы, и откровенно комедийные вещи, и даже настоящие философские трактаты в форме размышлений автора о жизни, о её бесконечно разнообразных явлениях, написанные им уже в зрелые годы. Это, наверное, потому, что Виктор Конецкий с детства был ещё и художником, создавшим целую галерею замечательных живописных произведений, а любой живописец – это, прежде всего, носитель образов и философ.
Однажды Конецкий получил от Клименченко письмо такого содержания: «Виктор, по агентурным данным, твоя литература дала полный задний и отдала оба якоря. В этом году у нас намечается большой перегон на Север и есть возможность устроить тебя старшим помощником капитана на одно из судов. На эту тему я уже говорил с морагентом в Питере. Деньги платят приличные. Нужно вспомнить “Правила предупреждения столкновений судов в море”. Жму твой плавник. Ю. Д.»
Это письмо, по признанию самого Виктора Викторовича, сыграло значительную и даже переломную роль в его жизни, ибо на момент его получения у Конецкого возник серьёзный творческий кризис, несмотря на то, что к этому времени им уже был создан целый ряд замечательных вещей, включая сценарий к фильму «Полосатый рейс». И, тем не менее, Конецкий чувствовал себя творчески опустошенным, уехал на Псковщину и там благополучно пребывал в депрессии. Пока ему не протянул свой «плавник» Юрий Дмитриевич.
Новые морские рейсы, новые впечатления от работы в Арктике не могли не отразиться на дальнейшем творчестве Виктора Конецкого. Море подарило художнику и писателю «второе дыхание» на долгие годы…
Виктор Конецкий.
1964 год. Фото из архива семьи Конецких.
Я начал «осваивать» Конецкого тогда же, когда дочитывал «Штурмана дальнего плавания» – по окончании школы. Хотя, разумеется, с большим восторгом и интересом смотрел до этого и «Путь к причалу», и «Полосатый рейс». В немалой степени способствовал этому «освоению» помощник капитана теплохода Александр Иванович Лисенков, на котором я после школы работал матросом на теплоходе «Саша Ковалёв» Он обожал, просто боготворил Виктора Викторовича наравне с Сергеем Есениным. Обеих он мог декламировать часами, взахлёб, не глядя в текст. Как и следовало ожидать, я тут же заразился от помощника искусством этих незаурядных людей, хотя, конечно, и не в такой уж фанатично-экзальтированной форме.
А.И. Лисенков с сыном Серёжей на т/х «Саша Ковалёв».
Новгород. 1980 год. Фото из архива автора.
Часто вечерами после вахты мы засиживались с ним в каюте до глубокой ночи, а иногда и до рассвета, благо, что летний рассвет в наших широтах наступает очень рано, и он читал мне наизусть стихи Есенина и рассказы Конецкого, сообщая разные интересные факты из жизни этих людей, которые нигде никогда не публиковались, но о которых он «абсолютно достоверно» знал из каких-то своих каналов. Он вообще был человеком разносторонне развитым, мастеровитым, интересным, очень начитанным, хорошо разбирающимся в разных сферах культуры и искусства, ну, а к литературе просто питал особую слабость. Кроме того, он обладал замечательным даром великолепного рассказчика и ко всему ещё слыл первым юмористом на судне. Про таких людей говорят – душа компании.
Любовь к произведениям Виктора Конецкого возникла у него в пятидесятые годы, когда ещё совсем молодым он служил на пароходе «Илья Репин», курсировавшим между портами Баренцева и Белого морей. Он не понаслышке знал, что такое эти моря осенью и зимой, когда «в ноздрю лупит норд-вест», срывая пенные клочья со вздыбившихся десятиметровых волн, и пароход проваливается между водяными валами как в пропасть, и остаётся только удивляться, как у него ещё хватает сил вскарабкиваться обратно наверх, чтобы в следующую секунду снова провалиться в разверзшуюся между волнами чёрную бездну.
Т/х «Саша Ковалёв» идёт с визитом дружбы.
1985 (?) год. Фото из архива автора.
Эти стихийные обстоятельства и тяжёлые, изматывающие «навыворот» морские будни и породили у него любовь к книгам Конецкого, повествующим обо всей правде морской профессии как она есть, без всяких эстетических приукрашиваний. Они же вызвали доверие и уважение к автору, как к человеку не случайному на море, и, прежде своих сочинений, испытавшему на своей шкуре по полной программе всё, что ежедневно испытывают тысячи обычных моряков. Ясный, колоритный, образный, очень точный и высокопрофессиональный морской язык – вот, что, прежде всего, ценил в Викторе Викторовиче Конецком, как писателе, тот помощник капитана, с которым меня связывала долгая дружба в молодости. Я с ним полностью согласен.
Не хочу заниматься подробностями биографии писателя, тем более, что о ней уже многое сказано – пересказано другими людьми. Также не хочу более распространяться о его литературном таланте и профессионализме моряка, поскольку они и так ни у кого не вызывают никаких сомнений и вопросов. Мне хотелось бы поговорить о другом, а именно об одном удивительном даре, которым, кроме прочего, обладал Виктор Викторович, и о котором многие даже не подозревают до сих пор – о его философской прозорливости. Скорее всего, он и сам себя не воспринимал серьёзно в этой ипостаси, размышляя и творя совершенно инстинктивно, весело и с юмором, по наитию, не осознавая до конца глубины и значимости многих своих же высказываний и суждений, которые стали воплощаться в жизнь только после его смерти.
Одним из таких воплощений, на мой взгляд, является возникновение совершенно новой, неведомой доныне профессии ассоциантов, которая вряд ли бы сама по себе зародилась, не напиши о ней Конецкий. А сегодня это уже состоявшаяся реальность. И я могу с гордостью заявить, что «де-юре» являюсь первым представителем этой профессии на Земле. Во всяком случае, никто другой ничего подобного пока официально не заявлял. При этом, «де-факто» в этом благородном и чрезвычайно важном деле уже трудятся сотни людей, сами ещё не зная, что они уже ассоцианты. Я даже могу назвать многие конкретные имена, и абсолютно уверен, что с каждым годом их будет всё больше и больше. Ибо наступившие времена диктуют необходимость новых условий существования на нашей планете, без которых человечество обречено на гибель, оно просто уничтожит само себя, что, собственно оно и старается изо всех сил сейчас сделать, не понимая в массе своей всего ужаса своего нынешнего деградированного положения. Нужно поголовное, массовое просветление умов, нужны подлинные природные знания о сути и смысле жизни, нужны знания из светлого тонкого мира, которые официальная наука воспринять и передать людям не в состоянии по собственному определению своей же сущности. Эти глубинные, фундаментальные знания, благодаря которым процветали и были счастливы древние цивилизации, часто просто лежат, что называется, под ногами, на виду у всех, как драгоценные породы, то тут, то там выходящие на поверхность земли. Но замыленный и обманутый современным «прогрессом» человеческий глаз их просто не видит в упор, а официальная наука если их и видит, то делает вид, что не видит. Это не её ума дело. А её ума дело только то, что ей предписывается изучать сильными мира сего – от сих до сих, и не больше. За большее наказывают, ибо это большее начинает подрывать основы мирового владычества.
И вот тут-то, как никто другой, нужны ассоцианты – люди не официальной, а подлинной науки. Не подвластные администрированию и внешнему управлению. Не обязательно с учёными степенями, а часто даже наоборот, лучше самородки без академического «образования». Дилетанты с детским неиспорченным и непосредственным восприятием мира, способные по крупицам собирать те самые древние знания, рассыпанные повсюду, как жемчуг на морском дне, анализировать и систематизировать их с помощью ассоциативного мышления, ибо другие методы в этом трудоёмком деле зачастую просто не работают.
Я верю, что придёт момент, когда возникнут ассоциативные центры по всему миру, где будут аккумулированы все знания, добытые ассоциантами-одиночками и ассоциативными группами. И эти знания перевернут мир! Они станут началом конца нынешней паразитической цивилизации. Человечество вновь будет иметь доступ к неограниченной бесплатной энергии мировой космической среды, как это уже когда-то было. Вновь будет пользоваться такими природными технологиями, которые нам и не снились, но которыми свободно владели наши не такие уж и далёкие предки. Оно узнает свою подлинную историю, а не ту, которой нас учат школьные учебники. Оно разберётся со всеми «тёмными пятнами» в науке, в религии, в общественно-политической сфере. И устроит свою, новую цивилизацию, пользуясь фундаментом древних знаний, на Кону космической справедливости и порядка. О, это будет счастливая цивилизация, и не какая-то далёкая, а уже наших с вами детей и внуков. Всё это произойдёт уже в этом, XXI веке. Это будет так, потому что процесс уже давно начался!..
Много лет я посвятил этому собирательству забытых знаний. И уже имеются значительные результаты и достижения! И я горжусь тем, что именно ассоциативный метод исследований стал главным инструментом в моей работе по изучению древних знаний и различных явлений жизни.
Геннадий Петров (Негин). Во время рейса на берегу Мсты.
Фото из архива автора.
Поэтому я глубоко благодарен Виктору Викторовичу Конецкому, открывшему для широкого круга своих читателей и для меня лично эту новую удивительную профессию, поведав о ней следующими словами:
«Бывший министр просвещения и науки Англии профессор Бертрам Боуден заметил, что если закон, которому подчиняется рост числа учёных в наше время, будет действовать в течение ещё двух столетий, то все мужчины, женщины и дети, все собаки, лошади и коровы будут учёными.
К тому же времени у человечества больше не станет денег на поиск всё новой и новой информации. Вот тогда-то в цену войдёт не талант искателя новизны, а способность из гор старых знаний, путём ассоциаций и неожиданных состыкований их, высекать искры постижений. И появится профессия “ассоциантов”. Людей дилетантского знания из множества областей. И это неизбежно. И уже сегодня надо отбирать таких людей и давать им свободу шататься с факультета на факультет, продлив им студенческую стипендию до самой смерти.
О, это будут люди самой странной профессии во Вселенной! Им будет разрешено глухой ночью бродить по Эрмитажу или Лувру. И они будут слушать мраморное дыхание античных богинь в тишине раннего утра. И у них будет допуск в жильё молодых зверят во все зоопарки. Их будут приглашать в запретные уголки ботанических садов в моменты, когда раскрываются самые чудесные цветы самых чудесных кактусов. И они будут летать первыми на другие планеты без всяких специальных целей – только ради радости возвращения на Землю. С ними будут кокетничать и лукавить самые обворожительные девушки. И даже самые застенчивые музыканты будут разрешать им сидеть в пустом репетиционном зале, когда нежная музыка ещё только в бутонах и непосвящённым нельзя глядеть на неё…
Всё это будет разрешено моим ассоциантам для того только, чтобы они всегда радостно любили жизнь. Ибо, прав Ящик, именно из любви возникает настоящее творчество. Мудрость отличается от умности тем, что ищет не новости – истины, а пути к счастью. Потому, между прочим, и все богини мудрости – женщины. А ведь во времена Сократов женщина была необразованной и невежественной в науках. И Платону, и Сократу было тяжко беседовать с женщиной даже пять минут. Но именно женщину возвели древние мудрецы на пьедестал богини Мудрости. Почему? Потому что женщина не знает, а ведает пути к счастью.
Женщина ведает пути к счастью потому, что умеет беспечно и весело отдаваться вращению Земли и гравитации. В поисках счастья женщине не обязательно открывать новые истины и погрязать в знаниях. Она находит новое счастье через старую, необразованную любовь» (Виктор Конецкий. «О смысле вопросительности»).
Виктор Викторович умер 30 марта 2002 года, оставив обширное творческое наследие, которое ещё очень долго будут изучать, чтобы понять сказанное писателем о жизни, о море и о людях.
С уходом этого человека русская маринистика осиротела. В её пустых залах дует ветер, распахивающий настежь окна, за которыми бушующий океан. Но некому теперь описывать его грозную стихию…
Он был последним из «могикан» советской морской литературы. Кто его заменит? Никто! Незаменимые, оказывается, есть, вопреки расхожей фразе. Незаменим каждый человек, ибо он единственный в своём роде.
Конечно, придёт время, и в литературе зазвучат новые имена морских писателей, но это уже будут другие люди, другого времени, и писать они будут совсем по-другому. Возможно, очень талантливо и замечательно, но по-другому. А так, как писали эти два капитана – Клименченко и Конецкий, уже не напишет никто и никогда. И в этом всегда трагедия! Трагедия расставания с людьми, ушедшими из земной жизни. Таких уже не будет…
Юрий Клименченко – Виктору Конецкому:
«Дорогой Витюша, спасибо тебе за чудное, по настоящему морское предисловие.
Жму твой благородный плавник. Юрий Клименченко. 6. III. 67».
Книга (1967 год) из библиотеки семьи Конецких.
Не знаю как кому, а мне с самого детства бесконечно дороги эти имена моих любимых писателей, с которых начался мой путь к морю. Они, как добрые мудрые учителя рассказали мне о нём всё, что знали сами, ничего не утаивая.
С тех пор прошло много-много лет – я уже давно дедушка и у меня растёт внук, но, когда он станет школяром, я непременно расскажу ему об этих двух удивительных капитанах и дам ему в руки их книги. Пусть читает и становится добрым порядочным человеком. Не обязательно моряком, но Человеком! А в этих книгах как раз всё о нём – о Человеке. О Человеке, который любит Море, и Землю, и Небо, и Звёзды, и Жизнь. Что сегодня такая редкость в литературе, да и в жизни вообще!..
Два капитана – Клименченко и Конецкий – две разных судьбы и два разных таланта. Но одна любовь к морю. А ещё отданные ему на служение жизни. Светлая им память, прекрасным морякам, верным патриотам своей Родины, мудрым людям и мастерам литературы!
Без их творческого участия в моей судьбе вряд ли бы я когда-то взошёл на капитанский мостик и, наверное, никогда бы не появились в моей тетрадке стихи, написанные в юности:
По ночам, в бледно-розовых снах,
Вижу клипер в седых парусах:
Выплывает из розовых вод
И о чём-то скрипуче поёт.
Чавкает пена по скользким бортам,
Словно обжорливый гиппопотам;
Плещется в море луны силуэт,
Тихо бренчит капитанский брегет…
Из моих бледно-розовых снов
Я громаду седых парусов
Положу на альбомный листок –
Пусть плывёт по страницам в Бангкок!
2018 – 2019
Великий Новгород
Геннадий Петров (Негин). «Тихая бухта».
