Библиотека Виктора Конецкого
«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»
|
Писатель Виктор Конецкий |
Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого |
Морская библиотека |
Контактная информация |
Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого |
04.05.2020
«Я люблю искусство, люблю мысль…»: Памяти Г.А. Глаголевой и Н.Н. МонаховаИЗ ИСТОРИИ ОДНОЙ СЕМЬИ
ЕЛЕНА МОНАХОВА
Сегодня уже и не вспомнить точно, сколько лет нашему знакомству с Еленой Николаевной Монаховой. Лет тридцать... Мы познакомились в самом начале 1990-х в нашем доме на улице Ленина (Широкой): Лена пришла к В.В. Конецкому перед поездкой в Казань, где собиралась навестить подругу матери – художницу Д.И. Рязанскую.
Дебора Иосифовна Рязанская – первая (единственная) учительница живописи Виктора Конецкого. Деятельная любовь к Д.И. Рязанской объединяла Е.Н. Монахову и Виктора Викторовича много лет.
Любовь – главный движитель Лены. Это чувство вело её в музей-квартиру любимого Пушкина (Всероссийский музей А.С. Пушкина), где она проработала около тридцати лет, потом – в литературный музей Пушкинского Дома, где работает ныне; её любовь согревала родителей и их коллег, многочисленных друзей их открытого дома, и Виктора Конецкого, одного из друзей.
 Елена Николаевна Монахова.
Царское Село. 1996 год.
Эти люди проходят через всю жизнь Елены Монаховой – они подарили ей не только дружбу, но и Судьбу: совместную работу над уникальными пушкинскими выставками, и как следствие этого – осознание христианских традиций Русского мира, приближение к Лермонтову и подготовку к публикации его «Юнкерских тетрадей».
Теплые отношения связывали Елену Николаевну и с Любовью Евгеньевной Белозерской-Булгаковой (1895–1987). Михаил Булгаков посвятил своей второй жене Любови Белозерской роман «Белая гвардия», повесть «Собачье сердце» и пьесу «Кабала святош», её личность и судьба отражены в образе Серафимы Корзухиной в пьесе «Бег».
Елена Монахова познакомилась с Белозерской-Булгаковой в начале 1980-х годов. С тех пор и до кончины Любови Евгеньевны Е.Н. Монахова вела «Булгаковские хроники»: из года в год она фиксировала в тетрадях телефонные разговоры и подробности встреч с москвичкой Белозерской-Булгаковой, её и свои письма, рисунки. Эти «Хроники» уникальны – как диалог двух удивительных женщин одного пространства культуры. «Хроники» частично опубликованы, они дают бесценный материал к биографии М.А. Булгакова.
 Уже много лет Е.Н. Монахова хранит фонд оригинальной графики и документа в ИРЛИ РАН (Пушкинский Дом). В её ведении – и часть живописных и акварельных работ Виктора Конецкого. О творчестве писателя-моряка Елена Николаевна писала для сборника его прозы и живописи «Путевые портреты с морским пейзажем» (2009), продолжает изучать творческое наследие Виктора Конецкого и сегодня.
Не только профессиональный долг, а прежде всего любовь и память, привели Е.Н.Монахову к изучению доверенного ей лично художественного наследия и личного архива Елены Ивановны Плехан (1911–1988). Многие годы Е.И. Плехан работала в Ленинградском художественном училище им. В.А. Серова (оно ведёт свою историю от Школы Императорского Общества Поощрения Художеств, ныне – это Санкт-Петербургское художественное училище им. Н.К.Рериха). Во время блокады Ленинграда училище располагалось возле Таврического сада и неофициально в городе называлось Таврическим. Занятия в этом училище в 1944–1945 годах, до поступления в Подготовительное военно-морское училище, посещал Виктор Конецкий.
 Елена Ивановна Плехан.
«Ленинград. Морской вокзал. Английский теплоход “Дунера”». Карандаш. 1960-е гг.
Частично личный архив Е.И. Плехан передан Еленой Николаевной в Пушкинский Дом, а рукопись (1949 г.) замечательных воспоминаний Е.И. Плехан о художнике Николае Павловиче Ульянове (1875–1949) – «У вас не глаз, а пистолет, бьющий без промаха», подготовлена к публикации Е.Н.Монаховой для журнала «Наше наследие» (2018, № 126). Это тем дороже, что написание воспоминаний было завещано Елене Плехан самим Н.П.Ульяновым: художник хотел, что бы знали, как в тяжёлых жизненных обстоятельствах ему удавалось не прерывать самоотверженного служения искусству.
Елена Николаевна Монахова – член Всемирного клуба петербуржцев с 1994-го года. Для неё, рождённой в Ленинграде, хранить память о культуре нашего города и его людях – так же естественно, как писать стихи, картины, водить экскурсии по местам пушкинского «Евгения Онегина» или адресам Императорского Общества Поощрения Художеств.
У Е.Н. Монаховой острое искусствоведческое зрение, благодарная память сердца – и о самых дорогих для неё людях – родителях.
НИКОЛАЙ МОНАХОВ
Отец Елены – Николай Николаевич Монахов – поэт, переводчик, литературовед. Родился он в Ораниенбауме в большой семье портового рабочего Николая Степановича Монахова и его жены Татьяны Васильевны. Перед самой войной Николай Николаевич Монахов окончил филологический факультет ЛГУ.
 Н.Н. Монахов (крайний справа в нижнем ряду), Ирина Николаевна Присецкая
(родная внучка П.Н. Милюкова, министра Временного правительства, эмигранта, известного пушкиниста), за спиной Н.Н. Монахова – её муж, Валентин Петрович Королевич (всю войну был разведчиком на территории Германии, в мирное время – преподаватель немецкого языка).
1941 год.
Во время Великой Отечественной войны Н.Н. Монахов служил в Кронштадте – писарем, в библиотеке, в штабе морской части; печатался в газете «Красный Балтийский флот».
У Николая Николаевича было слабое зрение, на фронт не послали. Его отец и младший брат Владимир погибли в ленинградскую блокаду, а старшие братья (лётчик Константин и мобилизованный в мотострелковую часть Виктор) – на фронте в 1941-м.
 Николай Николаевич Монахов.
Август 1941 года.
После войны Н.Н. Монахов преподавал в ВМПУ им. А.А. Жданова, ВВМУ им. М.В. Фрунзе. В 1961-м году судьба закономерно привела его в Пушкинский Дом: Николай Николаевич десять лет служил в редакционно-издательском отделе. Его интересовала литература Серебряного века, Маяковский и футуристы, Андрей Белый и философия символизма. Н.Н.Монахов печатался в журнале «Русская литература». Важнейшим делом для него была и переводческая работа: замечательные переводы Н.Н.Монахова стихотворений Р.М.Рильке опубликованы в сборнике поэта в серии «Литературные памятники» (после смерти Николая Николаевича).
Увы, жизнь Н.Н. Монахова не была долгой.
Такую надпись сделал Николай Николаевич на книге А.Е. Ферсмана «Рассказы о самоцветах», подаренной дочери Елене в 1962-м году. Слова стали завещанием.
 Николай Николаевич Монахов
(4 октября 1919 – 18 сентября 1972)
«Человек огромной внутренней культуры, большой эрудиции, прекрасно знавший немецкий и французский языки, тонко чувствовавший поэзию и понимавший литературу, как могут понимать её немногие <…> Его переводы стихов Р.М. Рильке поражают глубиной, с какой ему удалось постигнуть духовное мироощущение немецкого поэта. Академик Виктор Максимович Жирмунский, познакомившись с переводами, квалифицировал отдельные из них как конгениальные оригиналу по силе и точности передачи поэтической мысли Рильке. Враг громких фраз и всякой внутренней пустоты, надевающий на себя личину значительности, чуждавшийся всегда суетной погони за скоротечным успехом, Николай Николаевич был предельно скромен. Его необычайная скромность и огромная требовательность к себе порой даже скрывали от окружающих истинную степень талантливости и значительности его личности», – писал о Николае Николаевиче Монахове литературовед Юрий Стенник.
ГАЛИНА ГЛАГОЛЕВА
…Во время Великой Отечественной войны в Кронштадте Н.Н. Монахов познакомился со своей будущей женой – Галиной Алексеевной Глаголевой.
«Знакомство их состоялось как в романе, и стало высоким романом, – рассказывает дочь Елена Монахова. – Мама пришла в библиотеку за книгой Бедье “Тристан и Изольда”. С этого момента они не расставались никогда. Не могу не сказать, что мама являлась очень дальней родственницей Марины Цветаевой»…
Мать Галины – Александра Ивановна Глаголева-Захарова (1893–1978), дочь обер-фейверкера Охтинских пороховых заводов в Санкт-Петербурге Ивана Никоновича Захарова (его называют автором безопасного способа сушки пироксилина), выпускница Смольного института, врач, ассистентка академика И.П. Павлова.
 Александра Ивановна Захарова.
1910-е годы.
Отец Галины – Алексей Фёдорович Глаголев (1891–1961), сын священника из села Мансурова под Ельцом, окончил Тульскую духовную семинарию и два факультета Санкт-Петербургского университета.
 Галина Глаголева с отцом А.Ф. Глаголевым и матерью А.И. Глаголевой-Захаровой.
Ленинград, Каменноостровский пр., 54. 1930-е годы.
С начала Великой Отечественной войны Галина Глаголева, студентка Академии Художеств, служила в Кронштадте в морской разведке на радиоперехвате.
В 1944-м по ходатайству Академии Художеств её демобилизовали, и Галина Алексеевна стала преподавателем истории изобразительных искусств в единственном тогда не закрытом в городе художественном училище возле Таврического сада, посещала и класс живописи, став незаурядным художником. Заметим, что в Таврическом училище занятия продолжались всю блокаду, ученики и преподаватели получали дополнительные пайки. Это было заслугой директора училища – художника Яна Константиновича Шабловского (1893–1965).
После войны, Г.А. Глаголева окончила курс в Академии Художеств, поступила в аспирантуру при историческом факультете ЛГУ им. А.А. Жданова. Её педагогом в аспирантуре был знаменитый историк искусств Николай Николаевич Пунин (1888–1953). Когда его подвергли аресту (1949 г.), аспиранты Г.А. Глаголева и Н.Н. Монахов написали письмо Сталину в защиту любимого преподавателя. Ответа они не получили, но у обоих были приостановлены защиты диссертаций.
Диссертация Г.А. Глаголевой «Борьба идеализма и реализма в искусстве позднего Возрождения» свет не увидела.
Более тридцати лет преподавала Галина Алексеевна в любимом художественном училище; написала его историю (рукопись хранится в архиве Елены Монаховой, не опубликована).
 Г.А. Глаголева и Н.Н. Монахов. 1950-е годы.
Судьба не баловала Г.А. Глаголеву, но она никогда не теряла радости восприятия жизни и искусства, интереса к людям, верила, что «любовь… всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит».
…С 1970-х годов вместе с дочерью Еленой, Галина Алексеевна Глаголева собирала в своём доме для неформального общения единомышленников – писателей и художников, реставраторов, литературоведов, учёных, устраивала домашние лекции, беседы, выставки. Так родилась пятнадцатитомная – в альбомах – летопись под названием «Субботы у Монаховых», уникальный документ жизни независимой творческой интеллигенции Ленинграда–Петербурга.
По особому звучат сегодня слова Рильке, дошедшие до нас в переводе Николая Монахова…
Татьяна Акулова-Конецкая
К 75-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ
6 июня 2020 года исполняется 100 лет со дня рождения Галины Алексеевны Глаголевой. Публикуем уникальный документ из семейного архива, предоставленный и прокомментированный – по праву памяти благодарной души – Еленой Николаевной Монаховой.
 Галина Алексеевна Глаголева
(6 июня 1920 – 21 мая 1993)
ПИСЬМО В БЛОКАДНЫЙ ЛЕНИНГРАД
Передо мной – документ семейного архива. Это письмо моей матери, искусствоведа Галины Алексеевны Глаголевой в блокадный Ленинград из Кронштадта, где она служила в разведовательном Береговом отряде (БРО) на радиоперехвате. Слушала разговоры немецких летчиков, летевших бомбить город, где в это время жили её родные и близкие. Мама была студенткой Академии Художеств, прекрасно знала иностранные языки. Первую блокадную зиму пережила дома, с семьёй, не уехав в эвакуацию, а потом была призвана на службу в армию, в разведку. Оказалась в Кронштадте, откуда и написала родителям – матери, военному врачу Александре Ивановне Захаровой и отцу, преподавателю Радиополитехникума на Васильевском острове – Алексею Федоровичу Глаголеву, желая поздравить их с наступающим 1943-м годом.
Текст (без даты) содержится в школьной тетради с портретом К.Е. Ворошилова и цитатой из его выступления о важности дисциплины и организованности.
Под портретом надпись автора от руки:
«Эту тетрадь прочесть в Новый Год, под бой часов. Ни в коем случае раньше! Галя».
На первой разлинованной странице с печатным подзаголовком «Рабочая запись» начинается письмо, заполняющее всю тетрадь. Оно открывается цитатой из А.С. Пушкина.
«Друзья мои, прекрасен наш союз
Бьёт 12, наступает новый год, и я, как и вы, поднимаю первую чашу! Я с вами, дорогие, нам не страшно расстояние, разделяющее меня с вами. Мы вместе сейчас в эту минуту! Итак, первую чашу (или просто чашку чая!) за нас, за нашу взаимную любовь и дружбу, чтобы ещё на долгие, долгие года продолжалась она. И чтобы мы никогда-никогда не разделялись! Ещё могут быть страдания, лишения, горькие муки, унижения, – мы всегда вместе, и сознание, что мы трое любим друг друга, вечно помним друг друга и всё простили, поддержит нас, поможет легко и спокойно снести выпавшие нам на долю испытания. Итак, первый бокал за наш союз!
Второй бокал я пью за Виктора, за мою любовь. В такую минуту я не могу не вспомнить о нём и пью за него. И вы, милые, дорогие мои, я прошу вас, выпейте со мною вместе за него. Может быть, мы никогда не встретимся больше, может быть, при встрече я разочаруюсь, может быть, я глубоко ошиблась. Но это было моё первое искреннее и свежее чувство, которое я всегда буду помнить и за которое я всегда буду благодарна Виктору. Мне радостно и легко вспоминать о нём; всё, что было тяжелого, отошло далеко, далеко. Остались только прекрасные, дивные воспоминания, от которых я иногда плачу, но радостными слезами.
Выпейте вместе со мной далеко от меня, тем более, что, если он жив, то ему сейчас очень-очень тяжело – и мне кажется, что будет ему легче, если о нём кто-то вспомнит. Выпейте, дорогие, вы всегда всё делали со мной вместе: пусть и теперь не одна я пью эту чару.
Третий бокал, милые мои, – за тех дорогих, близких и любимых, кто уже прошел свой тяжёлый или лёгкий жизненный путь, и чьи мысли, то незримое, что осталось от них, вечно будет с нами. Вообразим сейчас, что нам улыбается бабушка, шутит с нами милый, милый, никогда не унывающий дядя Костя, Лидочка, добрый Семёныч, тётки. Они уже успокоились, отдыхают от всех мук вечным отдыхом. Они заслужили его, пусть будет крепок их сон, пусть их не тревожит ничто. Как мудро всё устроено во Вселенной! Именно покой – настоящий, глубокий, всё и всех примиряющий, вечный покой. Пусть им будет легко там - всем дорогим. Они заслужили его. Спите, милые; пока живы мы, память о вас будет всегда жива.
И четвёртый бокал – за самое высокое, что дано человеку: за разум, за красоту, за искусство, за радость!
Милые мои, я люблю искусство, люблю мысль, люблю музыку, люблю всё красивое, всё прекрасное. Оно не даётся так просто в руки, это прекрасное; много думать нужно, всю себя отдать безраздельно служению одному – и тогда, только тогда, увидишь ты то истинно прекрасное, что скрыто от непосвященного взгляда. И не просто читать книги и запоминать года нужно. Это не даётся памятью и не сортируется по полочкам. Это сокровище заперто на замок, и ключ к нему – не хронология, а любовь. Только любовь, настоящая любовь к прекрасному и к знанию даст возможность получить их. К этой любви не должны примешиваться никакие корыстные цели.
Вот и всё. Торжественная часть закончена. Неужели же я заставила вас выпить целые четыре чашки! Боже мой, что вы будете делать ночью! Горит ли у вас электричество, или вы всё с керосиновой лампой? И что у вас есть на столе?
Есть ли у вас ёлочка? У меня есть, и на ней поблескивают бондаренковские шарики (я их не разбила, упала на нос, но не на шары).
Наверное, у вас греется самовар, и в замазюканном уголочке тепло, и уютно. Ах вы, мои милые. Я смотрю на ваши карточки и думаю, что до сих пор мы очень неплохо жили. Не правда ли? Но мы ещё переживём всё это и конечно ещё полежим на каком-нибудь песчаном бережку, покупаемся в море. Я хочу ещё увидеть горы Кавказа и сходить в музей, и выслушать “Евгения Онегина”. Хотя бы с Норцовым.
И дальше – подождите, я ещё (конечно, когда всё утихомирится) заведу вам внучат (да не одного, я, слава Богу, проучена на единственных детищах) и предоставлю вам вконец их избаловать, что, я думаю, вы с успехом выполните. Потому что я ни за что не останусь одна, да, кроме того, я хочу ещё раз пережить детство и радость детской ёлки, и первые горести школы, всё, что так прекрасно и так заманчиво. Помните, милые мои, все мои первые ёлки – у Малюковых, Владовец.
 Галина Глаголева.
Кронштадт. 1943 год.
И у нас дома. Господи, как тогда было весело! И обязательно шилось новое платье, и были светлые туфельки и чулки, и было много ребят. Играли во всякие игры. Пели, скакали вокруг ёлки! Самое интересное, когда зажигаются свечи и бенгальские огни. Свечи горят таким мягким светом в пушистых ветвях и сами такие приятные: витые и пёстрые! А когда бенгальские огни – в первый момент немного страшно, а потом очень весело! И у всех счастливые, довольные лица. Девочки и мальчики все принаряженные, и невольно замечаешь, какое на ком платье, как завязан бант, голые ли руки. На столе много всего вкусного, но самое интересное, когда бабушка приносит мороженое. Его так интересно было крутить. Крутили все, а снег собирали я и бабушка, и его всегда было трудно найти, так как зимы стояли очень тёплые. А какой запах от ёлки, а как интересно было подвязывать к веткам яблоки, апельсины и выбирать конфетки в красивых бумажках! А утром бежать к ёлке и смотреть, какие игрушки под ней. Забрать всё это себе в кровать и думать, от кого что? А ходить в магазин и покупать ёлочные игрушки! Господи! И улицы такие красивые, и погода, и так весело танцуют снежинки в свете фонарей. Каждая игрушка на ёлке давно знакома, знаешь всю её историю. Вот домик маленький, жёлтенький с дедом морозом у входа. Чтобы он не упал, сзади фигурки подклеен крошечный кусочек дерева, и мне почему-то казалось, что этот кусочек волшебный, и его только нужно как-то по особому пожать – и оттуда посыплется бездна подарков! А помнишь ты месяц с мёдом внутри, а девочку на качалке, а битого лебедя! Господи, как всё это хорошо было. И волосы мне бабушка завивала щипцами, и один раз платье было даже шёлковое, белое! И танцевали. Арсений Павлович садился за рояль и играл, а если его не было, то садился дядя Костя и играл собачий вальс – и тоже всем было страшно весело! А потом, после рождества, ещё повезут в театр на балет. Какой роскошной кажется зала Мариинского театра, и фойе, и ложи, и эти зеркала! А на сцене, на сцене – мечта, воплощенная в действительность, грёза наяву. Эти дивные красавицы в пышных пачках, эти эльфы и феи, и страшная колдунья в платье с чёрным капюшоном, и фея Сирени, и принц Дезире! Потом неделю ходишь сама не своя: всё пытаешься подражать им. Усадить папку за пианино, он себе играет одним пальцем: “Ах вы тяга моя тяга, вы гуськи мои домой” – и сама вертишься перед зеркалом, разукрашенная в разные тряпки из бабушкиного красного сундука. Обязательно буду балериной! А потом и получается всё наоборот <…>
Но всё же всё было так хорошо. И ещё будет, будет. Через все испытания пронесём мы нашу любовь и снова встретим прекрасный новый год, все вместе уже навсегда!
Ну вот, видите, сколько я вам наговорила и старину вспомнила. Вы, наверное, уже устали разбирать мои каракули и вам хочется спать. Ну, ещё немного поболтаю с вами и пожелаю доброй ночи и спокойных, спокойных снов.
Я ещё хочу вам написать два стихотворения, вернее, молитвы из дивного “Приношения в песнях” Рабиндраната Тагора, ставшей моей любимой книгой. Слушайте же.
И вторая.
Хорошо, не правда ли? Я уж воздержусь от комментариев и от длинных рассуждений по поводу индуской поэзии вообще и о Тагоре в частности.
Ну, спите, дорогие, спокойной ночи. Целую крепко, крепко вас, милые вы мои. Вы не осудите свою болтушку, простите ей все её глупости.
Желаю вам счастья в будущем и сил перенести настоящее. Ещё раз с Новым годом, с новым счастьем. Как ни как, а мы встретили его вместе назло всем.
Пусть этот новый год принесёт нам облегчение.
Спокойной ночи, дорогие мои.
Мамочка, помолись за меня.
Галя».
Добавлю два слова.
В письме упоминается погибший на фронте друг Галины Глаголевой по имени Виктор, о котором мне почти ничего неизвестно, кроме того, что родом он был с Украины.
Также называется Арсений Павлович Гладковский, наш дальний родственник, известный композитор, переложивший на музыку стихи Саши Черного.
Особенно тепло относилась мама к своему родному дяде по матери – Константину Ивановичу Захарову. Это была семья знаменитого изобретателя Ивана Никоновича Захарова, который предложил свой способ изготовления пороха на военных заводах, чем спас многие жизни. Дядя Костя Захаров и его жена погибли в блокаду от голода, отдав свои пайки единственному сыну.
Лидия Ивановна Захарова, их сестра, агроном и чудесный человек – умерла ещё до войны. Захаровы похоронены на главной аллее Пороховского кладбища. Могилы их сохранились.
Публикация, комментарии Е.Н. Монаховой.
2020 год
 Крым. Скала у моря.
Фотография Николая Николаевича Монахова. 1950-е годы.
Фотографии из личного архива предоставлены Е.Н. Монаховой.
|
12.04.2024 новое07.04.2024 новоеВИКТОР КОНЕЦКИЙ. «ЕСЛИ ШТОРМ У КРОМКИ БОРТОВ…» 30.03.2024 новое30 МАРТА – ДЕНЬ ПАМЯТИ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО Архив новостей 2002-2012 |
© Морской литературно-художественный фонд имени Виктора Конецкого, 2019 г.
Карта сайта
Дизайн и разработка сайта - SK.consult
Дизайн и разработка сайта - SK.consult