Библиотека Виктора Конецкого

«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»

30.09.2022

«…ПО БАЛТИКЕ, ПАРУСОМ ВЕТЕР ХВАТАЯ…»

ВСПОМИНАЯ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

      «Да вообще-то мы все начинали с матросов. Без этой школы настоящего моряка не получится. Я, например, проходил практику на парусниках совсем ещё мальчишкой. На днях пришёл в Петербург парусник “Мир”. Его капитан был матросом на баркентине “Сириус”, на которой я в своё время был руководителем практики курсантов. Он был моим матросом, а сейчас вот капитан на “Мире”».
       Опубл.: «У тебя под ногами вся огромная Россия» : интервью с Виктором Конецким / публ. Н.М. Кавина // Звезда. 2009. № 6.

ВЛАДИМИР ЕГОРОВ
КУРСАНТЫ
Из новой документальной книги
«ВИРА ЯКОРЬ!»

Первый наш порт захода — Выборг. До 1940 года он был финским городом. Поставили нас [баркентину «Сириус»] к причалу в самый конец гавани. Над причалом нависает какая-то древняя стена, похоже, крепостная. Выше старинный каменный замок. Всё какое-то нерусское. Людей мало.
Мой отец мне рассказывал про этот город. Он тут был в начале войны, в июле 1941 года. Их тогда для начала разгромили на Карельском перешейке, они разрозненно отступали. Он, тогда молодой лейтенант, со своими солдатами отдыхал на Торговой площади. Спали на голой земле под шинелями под стеной какой-то древней круглой крепостной башни. Отец говорил, что эта башня стояла тут ещё до Петра I. В порту Выборга остатки их полка должны были погрузить на пароход и вывезти в Ленинград. Но когда они пришли в порт, оказалось, что места им на пароходе нет. Пароход ушёл без них и, по слухам, его утопили немцы при воздушном налёте. А их полк по железной дороге перебросили на Северо-Западный фронт.

Выборгский замок. 1930-е гг.

Выборгский замок. 1930-е гг.

Я решил найти эту площадь и знаменитую башню. Мы с моим другом Олегом Кореньковым помылись, побрились, одели форму номер 3 первого срока и пошли погулять в город. Денег у нас не было, поэтому вели мы себя скромно. Нашли мы эту Торговую площадь. Глядим: точно, стоит круглая башня из огромных камней, в ней — бойницы для пушек. Подошли к стене, я показал Олегу пальцем на землю и сказал: «Вот, смотри! Здесь мой папа спал под шинелью 26 лет назад». Полюбовались на башню и пошли на «Сириус». Решили, что надо хорошенько выспаться, пока стоим в порту.
Кстати, эту башню ещё через 54 года нашёл в Выборге мой старший сын Алексей. Стоит как новая! Он даже сфотографировался с ней на память.
Удивительное дело: три поколения отметились у этой древней башни, как будто Господь Бог привёл нас туда поочерёдно постоять и подумать о жизни. Но, что ещё более удивительно, нам всем троим в разное время пришлось побывать в Корее. Папа служил там у Ким Ир Сена военным советником, в 1956–57 годах мы с мои старшим братом Лёвой тоже там жили и учились, а мой сын Алексей в 2003 году по контракту тренировал в Сеуле детей-каратистов. Всё в жизни повторяется, с этим у Бога строго. Корея и старая башня в Выборге — это наша судьба.
Среди ночи, когда мы спали глубоким сном, раздались пьяные крики вернувшихся из города курсантов моей вахты. У кого-то из них были деньги, и они активно осваивали город. Ребята никак не могли успокоиться, что-то усиленно обсуждали в нашей маленькой кают-компании. Олег через закрытую дверь кубрика крикнул им: «Пацаны! Кончайте орать, спать мешаете!» В ответ раздались необдуманные по своему содержанию возгласы. Я встал, открыл дверь: «Да замолчите вы! Люди спят!» И тут в полумраке кто-то их них схватил меня за тельняшку на груди и попытался толкнуть обратно в кубрик, но тут же получил удар кулаком в грудь и закатился по палубе под обеденный стол. Я даже не понял кто это был. У меня ещё глаза толком не раскрылись со сна, да и в кают-компании горела единственная тусклая аккумуляторная лампочка.

Сириус

«Сириус».

Ребята сразу пришли в себя. Несколько секунд тишины, потом один из них почти трезвым голосом сказал: «Володя, всё нормально. Мы сейчас спать ляжем». Я закрыл дверь и лёг спать.
Утром оказалось, что есть потери: двое курсантов не вернулись из города. Старпом Иван Иванович сказал, что «всегда так, хоть не заходи в этот Выборг» и хотел уже отрядить поисковую экспедицию в город. Но тут на причал подъехала милицейская машина. Двух недостающих курсантов вывели в одних трусах из машины и запустили по трапу на судно. Причём на спине у них были нарисованы зелёнкой красивые порядковые номера: 24 и 25. Так нумеровали посетителей городского вытрезвителя. Следом за ними милиционер занёс две стопочки аккуратно поглаженной и сложенной формы. Старпом сошёл на причал, о чём-то поговорил с милиционерами, и они уехали.
Выяснилось, что эти два лихих моряка в изрядно подпитом состоянии ночью решили штурмовать древний замок недалеко от порта. Полезли на его стену, используя трещины в камнях и прорехи в древней каменной кладке. Поднявшись метра на четыре, один из них сорвался вниз, упал как мешок и тут же заснул на земле. Второй спрыгнул сам. Скоро подъехала милицейская машина, отвезла обоих в медвытрезвитель. Там они приняли ванну и легли спать. Дежурный милиционер почистил и погладил их форму. Утром без лишнего шума отвезли их на родной пароход. Такие были порядки при Советской власти. Старпому, правда, пришлось заплатить по квитанции несколько рублей за обслуживание.
Мы хорошо посмеялись над этим штурмом древней крепости. Особенно нас забавляло, что ребят пронумеровали. Я в шутку сказал, что, видимо, это была 24-я и 25-я попытка взять эту крепость штурмом. Не так уж много за 400 лет. Капитан тоже посмеялся и приказал оставить этот случай без последствий.
Наутро после этих трагических событий я попытался выяснить, кто же был этот смелый юноша, который бросился на меня в темноте. Но ребята не выдали героя. Сказали, что, мол, проехали, они были неправы. Только много позже за стаканом вина Боря Антипов, между прочим, мастер спорта по акробатике, признался мне, что это был он.
В Выборге к нам на борт прибыл незнакомый мне штатский человек. Довольно высокий широкоплечий мужчина лет сорока. Похоже, большой приятель нашего капитана. Это меня несколько удивило. Что тут делать на боевом паруснике штатским сухопутным? Спросил у старшего помощника, кто это такой. Иван Иванович округлил глаза и торжественно произнёс: «Это не сухопутный. Это морской писатель Виктор Викторович Конецкий!» — потом поднял указательный палец вверх и добавил важно: «Член Союза писателей! Будет наблюдать за вами, курсантами, набираться впечатлений для новых рассказов. Смотрите мне! Скажи ребятам, чтобы матом при нём не ругались!»
В. В. Конецкий в то время уже был широко известен как писатель-маринист. Но мы тогда о нём ничего не знали. Впоследствии он стал просто знаменитым морским писателем. А мог бы и не стать, потому что я мог быть причиной гибели этого замечательного члена Союза писателей.

В.В. Конецкий. 1970-е гг.

Виктор Конецкий. 1970-е гг.

Шли мы как-то из Таллина в Ригу. Погода ухудшалась, пошёл дождь, ветер крепчал и свистел в снастях, началась приличная бортовая качка. Капитан объявил аврал, надо было убавить парусов. Побежали по вантам, взяли на гитовы и принайтовали к реям брамселя на фок-мачте. Теперь нужно было спустить на палубу топсели на грот-мачте и бизань-мачте. Это такие треугольные паруса над гротом и бизанью. Стали спускать грота-топсель, и тут фал (верёвка, которой поднимается и спускается парус) заело в блоке. Блок этот прикреплён такелажной скобой на самом верху мачты. Верёвка каким-то образом залезла между металлическим шкивом (колесом) и деревянной щекой блока. Боцман, старпом и с десяток курсантов столпились у мачты. Дёргали фал, но без толку. Старпом, как обычно в таких случаях, хотел взбодрить нас яркими русскими выражениями. Несколько раз уже открывал рот, но вспоминал, что неподалёку за всем этим наблюдает стоящий рядом с капитаном член Союза писателей. Поэтому Иван Иванович закрывал рот, обхватывал голову руками и страдальчески стонал в полголоса: «О Господи! О Господи!…» От того, что он не может свободно выразить свои чувства, ему становилось плохо, лицо неестественно краснело, даже страшно за него становилось.
Боцман быстро понял, что верёвка добровольно не выскочит из блока, и послал Женю Воробьёва на мачту. Женя был крепким парнем и не из трусливых. Он быстро долез по вантам до марсовой площадки. Но тут его как бы заклинило. Он сел на марс, обхватил руками и ногами мачту и не двигался с места, несмотря на уговоры старпома. Да и то сказать — качка была изрядная, а наверху вообще при такой качке нужно быть циркачом, чтобы что-то там исправить. Писатель и капитан смотрели с интересом на эту забавную сцену и не вмешивались.
Старпом Иван Иванович понял, что надо что-то предпринять и, как последнее средство, заорал своим оглушительным баритоном: «Е-го-о-ров!!!» Больше он не смог выкрикнуть ни одного слова, потому что все они получались с русским уклоном и в присутствии члена Союза писателей просто застревали у него в горле. Он только посмотрел на меня выпученными глазами, вытянутой вверх рукой показал мне направление движения. Боцман сунул мне в руку металлическую свайку. Объяснять мне ничего не надо было. Я запрыгнул на ванты и бегом побежал на выручку к Воробьёву.
Добрался до марсовой площадки; смотреть вниз было страшно: судно неслось в пене между волнами. От сильной качки марсовая площадка зависала над водой сначала с одного борта, потом со свистом мачта валилась на другой борт. Амплитуда качки на этой высоте была ужасающая. Ветер свистел в снастях, Женя держался за мачту и был почему-то сине-зелёного цвета. Я его спросил для порядка: «Как дела, Жека?» Он коротко ответил: «Х… хреново…» Для дальнейших дебатов времени не было. Свайка у меня заткнута за ремень. До проклятого блока ещё метров десять ползти по стеньге (продолжение основной мачты). Для первых пяти метров там была узенькая верёвочная лесенка, а потом голая мачта диаметром сантиметров сорок. Короче, долез я по верёвкам до конца этой лесенки и потом дальше до блока по круглой мачте ползком, «в обхват» руками и ногами. Очень трудно это было, мачта на качке пыталась вырваться из моих объятий, но всё-таки я добрался до блока. Обхватив ногами и одной рукой мачту, открутил свайкой такелажную скобу, на которой висел блок, положил её в карман куртки и с верёвкой в руках и с этим 15-ти-килограмовым блоком спустился на марс.
Здесь мы с Женей попытались выдернуть фал из блока — бесполезно, надо блок разбирать. Разбирается он просто: весь блок, металлические и деревянные его части стянуты одним большим болтом, который одновременно является осью для шкива. Открутил большую гайку — и готово. Но это когда нет качки. А тут ещё надо на марсе самим удержаться.
Ну, в общем, открутили мы гайку, выдернули верёвку, и я хотел уже опять стянуть его болтом. Но тут наш «Сириус» получил удар волной в борт, мы с Женей инстинктивно схватились руками за мачту и за деревянную решётку марса, а блок покатился по марсовой площадке и в соответствии с законами тяготения стал падать вниз. А под мачтой стояла небольшая группа зрителей, и они, задрав головы, с интересом наблюдали за нашей воздушной гимнастикой. А подлый блок вместо того, чтобы упасть в воду, летел с ускорением в один G прямо на эту группу. В числе которой были старпом и подошедший сочувствующий нам писатель Конецкий. Я в ужасе завопил: «Атас!!!» Это помогло — народ отпрыгнул в разные стороны, и блок с огромной скоростью врезался в палубу, как раз в то место, где стоял Конецкий — только щепки и железки полетели в разные стороны. Это было похоже на взрыв небольшого снаряда. Старпом опять схватился за голову и пошёл на бак. Похоже, снова произносил свою единственную молитву «О Господи!», из-за ветра толком слышно не было. Однако парус был спущен, хотя и с небольшими потерями.
На следующее утро погода немного легла, волна «убилась». Боцман Миша подошёл ко мне на палубе и, иронически улыбаясь, сообщил: «Егоров, ты представляешь, вчера после этого блока я видел, как старпом в своей каюте пил валерьянку!» — и засмеялся радостным смехом. В его представлении валерьянку пьют только слабонервные барышни, но никак не мужчины. Тем более моряки. И ещё добавил: «Конецкий тут меня подробно о тебе расспрашивал. Скоро прочитаешь о себе в новом рассказе». Не знаю, попал ли я в его рассказ, всего Конецкого я до сих пор не прочитал. Но, скорее всего, все его герои — собирательные образы. Он всё-таки писал художественную прозу, а не документальную.
Источник: дзен-канал «ВИРА ЯКОРЬ!». 2022 г.

ОБ АВТОРЕ

Владимир Николаевич Егоров – выпускник судоводительского факультета ЛВИМУ им. адмирала С.О. Макарова, штурман дальнего плавания; капитан-лейтенант запаса.

НАШ АРХИВ

Сириус. Фото Л. Бермана

«Сириус». Фото Л. Бермана.

Д. ЭНГЕЛЬСОН

Подернулась мутью речная вода,
Вдоль пристани ветер проносит окурки.
Здесь парусник старый застыл навсегда.
Маячат на баке людские фигурки...

Три стройные мачты. И блещется борт,
Его основанье стеною закрыто,
А ванты сплелись в непонятный узор
С полосками рей и иглою бушприта.

Я знаю, когда-то он тоже ходил
По Балтике, парусом ветер хватая.
И гордое имя когда-то носил,
Которое носит звезда голубая.

Стареют, как люди, всегда корабли.
Предвидя конец его страшный и близкий,
Уютную речку ему отвели
И новое имя по месту приписки.

А в корпусе каждая щелка болит,
Как будто гноятся старинные раны.
Седой капитан у причала стоит,
Не смея подняться на борт... ресторана.
                                                                         1980-е гг.

Баркентина (шхуна-барк) «Сириус» был построена в 1948 г. судостроительной верфью г.Турку (Финляндия). Использовалась для обучения курсантов ЛВИМУ им. С.О. Макарова.
После списания в 1970 г. была переоборудована в плавучий ресторан «Кронверк» (располагался на Мытнинской набережной около Кронверского моста, разобран – в Новой Канонерской гавани в 1990-е гг.).

 В.В. Конецкий у Сириуса. 1967 г.

Виктор Конецкий у «Сириуса». 1967 год.

…Проза Конецкого – пример того, о чем говорил Шаламов – «литература будущего – литература бывалых людей».
Как человек, работавший в море, могу, прочтя всего Конецкого, подтвердить, что не нашёл ни одного фальшивого слова. Это касается и технических деталей, и человеческих взаимоотношений на борту. Даже в мелочах ВикВик был верен духу и букве профессии (что можно сказать не о каждом профессионале, пришедшем в литературу).
Друг Конецкого Валентин Курбатов написал о нём очень точно: «Кажется, он был последним морским романистом старой мелвилловской, стивенсоновской, конрадовской закваски. Дальше уж о море будут бухгалтеры писать».
Люблю у Конецкого всё, выделить что-то трудно. Пусть это будет рассказ «Последний раз в Антверпене».
Сергей Кириллович Злобин, морской геолог и океанолог, 
кандидат геолого-минералогических наук, литератор и издатель. 2022 г.




Новости

Все новости

21.04.2024 новое

ПИСАТЕЛЬ АНАТОЛИЙ ЁЛКИН

12.04.2024 новое

ПАМЯТИ ГЕРОЕВ ВЕРНЫ

07.04.2024 новое

ВИКТОР КОНЕЦКИЙ. «ЕСЛИ ШТОРМ У КРОМКИ БОРТОВ…»


Архив новостей 2002-2012
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru