13 февраля 1934 года ушёл на дно пароход «Челюскин», на котором покоряла Арктику экспедиция полярного исследователя Отто Шмидта. Экипаж и пассажиры два месяца прожили на льду. В истории гибели судна и спасения людей многое, как это обычно и бывает, осталось за строками победных реляций.

Ещё в 1763 году Ломоносов в «Кратком описании разных путешествий по северным морям…» обосновал возможность и необходимость открытия Северного морского пути. Однако лишь в 1878–1879 гг. шведский учёный Норденшельд впервые одолел весь Севморпуть, перезимовав у Чукотки. В 1914–1915 гг. схожим маршрутом прошла экспедиция Бориса Вилькицкого, зимовавшая у Таймыра.

Этапным стал 1932 год – экспедиция учёного Отто Шмидта на ледокольном пароходе «Александр Сибиряков», которым управлял капитан Владимир Воронин, впервые прошла Северный морской путь за одну навигацию (в Чукотском море льды «откусили» гребной винт, на чистую воду Берингова пролива судно вышло под парусами). Теперь маршрут должно было повторить грузовое судно, чтобы доказать: арктические моря – рабочая транспортная артерия. Но человек предполагает, а Север располагает…

Грузовой пароход «Лена», усиленный для льдов, построили по советскому заказу в Дании. В Ленинград его привёл капитан Пётр Безайс, пароход переименовали в честь исследователя Арктики Семёна Челюскина (1707–1764). Сегодня при слове «Челюскин» вспоминается в первую очередь не человек, а пароход…

Пароход «Челюскин». 1933 год.

В июле 1933 года «Челюскин» зашёл в Копенгаген для устранения выявленных дефектов, после чего взял курс на Мурманск. Командование судном принял Воронин, изо всех сил этому сопротивлявшийся. Он считал, что корпус «Челюскина» не выдержит льдов, шпангоуты недостаточно часты и прочны. Воронин согласился довести пароход только до Мурманска. Но другой кандидатуры начальник Главсевморпути Шмидт не видел, и капитана попросту поставили перед фактом.

Мурманск «Челюскин» покинул лишь 10 августа – в Арктике это уже ворота зимы.

На борту «советского ковчега» находилось 112 человек: моряки, учёные (среди них океанограф Яков Гаккель – отец виолончелиста группы «Аквариум» Севы Гаккеля), полярники, направлявшиеся на остров Врангеля… Спецкором «Правды» в рейс пошёл поэт Илья Сельвинский. Был и художник – Фёдор Решетников, впоследствии прославившийся картиной «Опять двойка».

Льды Карского моря «Челюскин» преодолел с помощью ледокола «Красин». 31 августа челюскинцев прибавилось – в семье геодезиста Василия Васильева, направлявшегося на остров Врангеля с беременной женой Доротеей, родилась дочь. 1 сентября прошли мыс Челюскина – самую северную материковую точку Евразии.

Чукотское море встретило «Челюскин» сплошным льдом. 23 сентября пароход полностью заблокировало. Когда в октябре пароход навестили местные жители на собачьих упряжках, восемь человек, включая поэта Сельвинского и оператора Трояновского, сошли на берег.

Впаянный в лёд, «Челюскин» дрейфовал вместе с ним, и поначалу удачно. 4 ноября судно вошло в Берингов пролив, через несколько миль уже просматривалась чистая вода, но тут ледовое поле поползло обратно, на северо-запад…

Дрейф неуправляемого парохода, попавшего в ледовые челюсти, продолжался почти пять месяцев. Развязка наступила 13 февраля 1934 года, когда «Челюскин» сдавили льды. «Борт корабля пучился, как картонный. Потом как бы грохнули пулемёты – это сорвались с мест тысячи заклёпок. Корабль дрожал, стонал, кряхтел, как живое существо. Борт в надводной части разорвало метров на двадцать. Нутро корабля выворачивалось наружу», – вспоминал радист Эрнст Кренкель. «Челюскин» тонул…

К аварийной выгрузке готовились загодя, эвакуацию провели организованно. Лётчик с «Челюскина» Михаил Бабушкин вспоминал: «В кормовой части стояли Воронин и Шмидт, наблюдая, все ли спрыгнули за борт. Позади них остановился Борис Могилевич – наш завхоз. С трубкой во рту он спокойно выжидал. Ни капитан, ни Шмидт не заметили его и в самый последний момент спрыгнули на лёд…

На лёд высадились 104 человека. Сначала жили в палатках, потом соорудили бараки из стройматериалов, которые везли на Врангеля. Кренкель наладил связь с материком. Энциклопедист Шмидт читал лекции на любые темы. На льдине выпускали газету «Не сдадимся», играли в футбол и преферанс. «Мужчин настоятельно просили бриться каждый день – эта мелкая деталь красноречиво говорит о том, насколько сильным было стремление … поддерживать в лагере определённый уровень культуры, – с восхищением пишет в труде «Сибирская эпопея» швейцарский исследователь Эрик Хёсли. – По рукам ходили четыре спасённые книги: томик Пушкина, эпическая поэма “Песнь о Гайавате” Лонгфелло, “Пан” Кнута Гамсуна и один из томов … “Тихого Дона” Шолохова».

За челюскинцами следил весь мир. Пресса изо дня в день сообщала о том, что происходит на льдине, – это было «реалити-шоу» своего времени. О чём-то, конечно, вслух не говорили. Например, о романе Шмидта и уборщицы Александры Горской, у которой в сентябре 1934 года родится сын Александр.

Обсудив различные варианты спасения (собаки, дирижабли, ледоколы), комиссия во главе с членом Политбюро ЦК ВКП(б) Валерианом Куйбышевым высказалась за авиацию. Имелся хороший пример: в октябре–ноябре 1933 года, когда «Челюскин» уже начал свой дрейф, лётчик Фёдор Куканов эвакуировал с вмёрзших в льды пароходов «Анадырь», «Хабаровск» и «Север» свыше 90 человек. Национальным героем он не стал потому, что это были возвращавшиеся домой ссыльные, – история для пропаганды неподходящая…

Лётчиков на Чукотке было тогда всего двое – Куканов и Анатолий Ляпидевский. Предлагали помощь американцы – на Аляске имелись десятки самолётов, но Москва ответила отказом. «Нужен был подвиг, и совершить его должны были советские люди», – пишет по этому поводу Николай Велигжанин в книге «В тени первых Героев. Белые пятна челюскинской эпопеи». Тем не менее было решено купить в США два самолёта и передать их лётчикам Маврикию Слепнёву и Сигизмунду Леваневскому. Вместе с уполномоченным от правительства Георгием Ушаковым они отправились в Штаты – пароходом через Атлантику.

Тем временем в тундру завозили на собаках бензин, а челюскинцы готовили аэродром. Лёд ломало, змеились трещины, громоздились торосы – то и дело площадку приходилось готовить заново. Куканов и Ляпидевский пытались долететь до лагеря Шмидта, но безрезультатно.

Лишь 5 марта Ляпидевский достиг лагеря и эвакуировал оттуда 10 женщин и двух детей – дочь Васильевых Карину и полуторагодовалую Аллу, дочку другого зимовщика радиста Петра Буйко. Это был успех, но остальным пришлось ждать спасения ещё больше месяца. Мешали то непогода, то капризы техники. Когда 14 марта Ляпидевский совершил аварийную посадку, исправных самолётов на Чукотке не осталось вообще (кукановская машина вышла из строя ещё раньше). К этому времени группа военного лётчика Николая Каманина, 1 марта вышедшая из Владивостока на пароходе «Смоленск» с разобранными самолётами на борту, добралась только до Камчатки. 17 марта из Хабаровска вылетело звено гражданского авиатора Виктора Галышева. И лишь в конце марта и начале апреля с Аляски на купленных в Штатах самолётах наконец вылетели Леваневский и Слепнёв.

Даже просто добраться до Чукотки было подвигом. Не было ни баз, ни навигации, ни точных карт. «Нам предстояло пролететь … около 2 тысяч километров неизвестной трассы… Мы находились на краю земли, лежащей за пределами цивилизации. Никаких аэродромов, никаких радиомаяков. Мы знали только, что в Анадыре и бухте Провидения должно быть для наших машин горючее, но и это не наверняка», – вспоминал Каманин. Из записок лётчика Михаила Водопьянова, летевшего с Галышевым: «Путь … лежал через высокие горные хребты, через огромные пустынные пространства… Никто ещё не летал в этих местах зимней порой». До села Ванкарем, где расположился штаб спасательной операции (около 150 км от лагеря Шмидта), добраться удалось не всем лётчикам: пурга, поломки, вынужденные посадки…

2 апреля лётчик Бабушкин и бортмеханик Георгий Валавин, наладив повреждённую амфибию Ш-2 конструкции Шаврова (этот самолёт, применявшийся на «Челюскине» для ледовой разведки, при гибели парохода стащили на лёд на руках), благополучно прибыли в Ванкарем. «Шаврушка» держалась на честном слове, больше на ней летать не рискнули.

Второй успешный рейс на льдину совершил 7 апреля Слепнёв, доставивший челюскинцам ящик американского пива и собак – возить багаж от лагеря к аэродрому (при посадке на лёд он повредил шасси, чиниться пришлось на месте). В тот же день в лагерь прилетели, ориентируясь на столб дыма, Каманин и Василий Молоков. Большую часть челюскинцев – свыше 80 человек – эвакуировали всего за четыре дня 10–13 апреля Молоков, Каманин, Водопьянов, Слепнёв и Иван Доронин. Шмидта, слёгшего с воспалением лёгких, увезли в больницу на Аляску.

Вот как вспоминал последний рейс Водопьянов: «…Вылетели сразу на трёх самолётах: Молоков, Каманин и я… В лагере оставалось шесть человек (включая капитана Воронина. – Ред.) и восемь собак, которых надо было вернуть чукчам… Пока первые два самолёта поднимались в воздух, я заметил – что-то торчит из-под снега. Толкнул ногой – два пустых чемодана. Решил взять: найдутся хозяева – спасибо скажут. И в самую последнюю минуту за торосами я увидел ещё что-то – оказалась целая груда тёплого белья, пар сто. Решил и это взять. Не оставлять – так ничего не оставлять».

Если Ляпидевский пилотировал туполевский АНТ-4, Слепнёв – американский «флитстер», а Доронин – ПС-4 («Юнкерс W33» советской сборки), то Молоков, Каманин и Водопьянов – лёгкие бипланы Р-5 конструкции Поликарпова. Большинство челюскинцев спасли именно «эр-пятые». «На моём двухместном самолёте я летал один без бортмеханика и в свободную кабину запихивал по четыре человека», – рассказывал Молоков. Некоторых пассажиров везли в грузовых сигарообразных контейнерах, подвешенных под крыльями. Больше всего челюскинцев вывезли с льдины Молоков (39) и Каманин (34).

Запуск мотора самолёта Р-5. Фото Владислава Микоша.

…7 июня пароход «Смоленск» встречали во Владивостоке – первой точке «большой земли» и порту приписки «Челюскина», так до него и не добравшегося, – орудийными залпами и оркестром. С самолётов на палубу сыпались охапки ландышей. В городе соорудили «триумфальную арку», а гостиница «Версаль» вскоре стала «Челюскиным» (в 1990-х ей вернули прежнее название).

В столицу спасённых и спасителей вёз литерный поезд. «От Владивостока до Москвы сто шестьдесят остановок – сто шестьдесят митингов… В любое время дня и ночи поезд встречали колхозники и горожане со знамёнами и цветами, везде просили задержаться и рассказать обо всём», – писал Водопьянов. Составили даже график вахт, чтобы в любое время дежурили один лётчик и двое челюскинцев. «На каждой станции полыхали красные знамёна, гремели оркестры, тысячами огней сияла иллюминация, взлетали фейерверки… Казалось, вся страна обнимала нас с восторгом и любовью», – вспоминал Молоков. Апофеозом стала встреча 19 июня в Москве с участием Сталина.

Фото Аркадия Шайхета.

Уже в апреле 1934 года учредили звание «Герой Советского Союза». Первыми Героями стали Ляпидевский, Леваневский, Молоков, Каманин, Слепнёв, Водопьянов и Доронин. Их фамилии выучил наизусть весь Союз. Героям вручили ордена Ленина – высшую награду страны (медали «Золотая Звезда» введут лишь через пять лет).

Леваневский – единственный из первых Героев, не вывезший с льдины ни одного человека и вообще не летавший в лагерь Шмидта. Перегоняя «флитстер» с Аляски, он в сложных погодных условиях разбил машину, не долетев до Ванкарема. Говорили, что в число Героев он попал потому, что был любимцем Сталина…

Славы – таковы уж её законы – на всех не хватает. Нередко те, кто достоин самых высоких наград, остаются в тени. По свидетельству поэта Феликса Чуева, Ляпидевский считал: первым Героем по справедливости должен был стать командир Чукотской авиагруппы Куканов. Он ещё в сентябре возил Шмидта с «Челюскина» на остров Врангеля, потом эвакуировал людей с других вмёрзших в лёд судов, в феврале пробивался к ледовому лагерю, но из-за неисправности вернулся. Однако «героя номер ноль» отметили лишь орденом Красной Звезды. Та же награда досталась Бабушкину, эвакуировавшему из лагеря Шмидта двоих (как и Доронин), – себя и бортмеханика.

А легенда сибирских авиалиний Виктор Галышев – первый лётчик-спасатель СССР, эвакуировавший в 1930 году пассажиров затёртого льдами парохода «Ставрополь»? Из-за поломки он застрял в Анадыре и на лёд не летал, зато позже вывозил челюскинцев уже из Ванкарема в Провидения – к пароходу. Те же задачи выполнял Борис Пивенштейн, которому на пути в Ванкарем пришлось отдать свой исправный самолёт командиру – Каманину – и заняться ремонтом забарахлившей машины последнего. Галышева и Пивенштейна отметили «Красной Звездой» как «лётчиков резерва». Тот же орден получили все участники зимовки, кроме детей. Американцев Билла Левари и Клайда Армистеда – бортмехаников машин Слепнёва и Леваневского – удостоили орденов Ленина.

Судьбы челюскинцев сложились по-разному. Водопьянов в 1937 году на самолёте АНТ-6 доставил на Северный полюс коллектив дрейфующей научной станции «СП-1» во главе с Иваном Папаниным. Вторым пилотом у Водопьянова был Бабушкин (за этот полёт его отметили званием Героя), радистом папанинской четвёрки – Кренкель, сопровождающим до полюса – Шмидт.

В том же году Леваневский полетел в США через Северный полюс и пропал без вести.

В 1938 году Бабушкин погиб в авиакатастрофе, а обоих заместителей Шмидта по челюскинскому походу Алексея Боброва и Илью Баевского расстреляли.

Капитан Воронин в 1952 году умер в Арктике – у него случился инсульт прямо на мостике ледокола «Иосиф Сталин».

Каманин, самый молодой из первых Героев, в звании генерала и должности помощника главкома ВВС готовил к полётам первых космонавтов, включая Юрия Гагарина, родившегося в дни челюскинской эпопеи.

Последним из легендарной семёрки, весной 1983 года, умер Герой № 1, сын священника Ляпидевский, простудившись на похоронах Героя № 3 Молокова.

В августе 2023 года отметила 90-летие петербурженка Карина Васильева – та самая девочка, появившаяся на свет в Карском море и названная в честь него же. Именно она – последний челюскинец, живущий среди нас.

Хотя задачи экспедиции выполнить не удалось, из ледового лагеря спасли всех (единственной жертвой остался завхоз Могилевич, погибший вместе с пароходом). «Эвакуация челюскинцев … оказалась удивительно успешной – без сомнения, во многом благодаря мужеству, мастерству и организованности всех участников… Всё же в том, что эвакуация обошлась без жертв, есть огромная доля везения», – справедливо заключает Николай Велигжанин, анализируя ход спасательной операции.

Пиар-составляющую СССР отработал на высший балл. Экспедиция, которая должна была стать победой советского мореплавания, обернулась триумфом советской авиации и мужества советского человека. «Трагедию вы превратили в национальное торжество, на роль главного героя ледовой драмы нашли настоящего Деда Мороза с большой бородой», – высказался драматург Бернард Шоу.

Появилось даже имя Оюшминальд – «Отто Юльевич Шмидт на льдине» – но, возможно, это позднейшая выдумка; по крайней мере, единственный достоверно известный носитель этого имени – персонаж повести братьев Вайнеров «Завещание Колумба» (1988). А вот актёр Солоницын, родившийся в 1934 году, действительно был назван Отто в честь Шмидта и лишь во время Великой Отечественной войны стал Анатолием.

«Челюскин», принесённый в жертву Арктике, дал толчок развитию полярной авиации, созданию ледокольного флота, дальнейшему освоению Северного морского пути. Уже в 1935 году лесовозы «Ванцетти» и «Искра» благополучно прошли от Ленинграда до Владивостока. А сегодня с учётом технического прогресса, глобального потепления и особенностей международной обстановки перспективы Севморпути только расширяются.

Полная версия статьи: журнал «РОДИНА». 2024 г. № 2 (февраль).

…20 мая 1742 года Челюскин вышел к самому северному окончанию Европы и Азии. Он написал в дневнике: «Сей мыс каменный, приярый, высоты средней. Около оного льды гладкие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс: Восточный северный мыс. Здесь поставил бревно, которое вез с собою».

Сто девять лет подвиг Челюскина подвергался сомнению, а он сам издевательствам. Сомневались и издевались люди бывалые, но на самом Восточном северном мысе ни с бревном, ни без оного не бывавшие. Ф.Врангель и академик Бэр утверждали, в частности, что штурман Челюскин, «чтобы развязаться с ненавистным предприятием, решился на неосновательное донесение».

В 1851 году А. Соколовым все обвинения были сняты документально. Особенно горячо, по свидетельству Визе, за честь Семена Ивановича вступился А. Миддендорф, который присвоил имя штурмана мысу. И написал: «Челюскин не только единственное лицо, которому сто лет назад удалось достичь этого мыса и обогнуть его, но ему удался этот подвиг, не удавшийся другим, именно потому, что его личность была выше других. Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в том крае».

Скромность украшает человека, но делает это без спеха.

В сентябре 1933 года пароход «Челюскин» проходил мыс Челюскина. Капитан Воронин отсалютовал мысу тремя традиционными гудками. На душе капитана скребли кошки толщиною от 21-й до 24-х прядей.

Отгудев, Воронин спустился в каюту и записал в дневник: «Как трудно идти среди льдов на слабом “Челюскине”, к тому же плохо слушающемся руля». Капитан Воронин был из древней поморской семьи. Он привык прислушиваться к предчувствиям.

В Первую мировую войну пароход под именем Челюскина привез из Лондона в Архангельск взрывчатку. В Бакарице пароход взлетел на воздух. Вероятно, это была работа немецких диверсантов. Воронин оказался свидетелем гибели судна.

Новому «Челюскину» Воронин не доверял и считал, что имя у него невезучее.

Существует неписаная морская традиция – не называть новые суда именами погибших судов. Нет на свете нового «Титаника», нет «Лузитании». Исключение делается для боевых кораблей, погибших в сражениях. Взорванный в Бакарице пароход, вероятно, приравняли к ним. Традиция оказалась нарушенной.

Тринадцатого февраля 1934 года на 68° северной широты и 172° восточной долготы новый «Челюскин» затонул. Глубокая у него могила...

Воронин, как положено, ушел последним. Самые дурные предчувствия капитана оправдались. До своего конца Воронин не мог забыть завхоза, сбитого бочками на палубе уходящего под лед парохода.

Героизм челюскинцев приветствовал весь мир. Даже скуповатый на автографы фантаст Герберт Уэллс и его язвительный антипод Бернард Шоу сочли долгом лично подписать приветственные телеграммы.

Из письма читателя Ю. А. Виноградова: «...Воронин не мог забыть завхоза, сбитого бочками на палубе уходящего под лед парохода. Хорошо бы упомянуть, что звали завхоза Борисом Могилевичем. Был он, как говорили коллеги по Главсевморпути моей мамы, исследовательницы Арктики А.И. Виноградовой, очень хорошим человеком и погиб, как известно, стараясь снять с тонущего корабля что-то вроде ящика с апельсинами для детей, высаженных на лед. Думаю, что в Вашей книге Могилевичу был бы наиболее долговечный памятник. Жив его сын...»