Библиотека Виктора Конецкого

«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»



Широко простирает химия руки свои
в дела человеческие.
Михайло Ломоносов

Ещё учась в школе, Сипунов порою задумывался над этим высказыванием. Всё пытался сообразить, откуда у химии “растут руки”. Даже спрашивал учительницу, но ничего кроме неприятностей не последовало. Потом он забыл про химические конечности, но жизнь заставила вспомнить.

Эсминец «Непросыхающий» уже месяц стоял у стенки, время от времени подрагивая корпусом, словно вспоминая недавний поход. Корабельному человеку береговая жизнь в радость только первые две недели. В море, сколько бы начальников ни стояло у тебя над душой, число их всё же ограничено. В базе таких ограничений нет. И скоро начинает казаться, что мир населен исключительно штабными, которые, словно стая изголодавшихся насекомых, вьются вокруг тебя днём и ночью. Они потирают руки, потрясают инструкциями и приказами, гортанно выкликают номера параграфов, которые ты нарушил. Господи! Чем же ты провинился, бедный моряк? А тем, что вернулся к родным берегам, что не сгорел по вине нерадивого матроса, не умер от ржавых консервов или вонючего технического спирта. Многие на тебе вины, многие. Вот и получай своё! И получали! Однако будем справедливы, жалованье платили полностью и вовремя.

И вот однажды, получив причитавшееся, Сипунов с минёром решили отправиться в ресторан, предупредив жен, что остаются на дежурстве. Просился было с ними и доктор, но минёр вспомнил тропическую прививку и высокомерно заявил, что от доктора пахнет тифозным бараком. Это было отчасти верно, поскольку накануне проводилась дезинфекция.

— Как за спиртом ко мне шляться, так не пахну? — обиделся эскулап.

— А у тебя разве спирт остался? — насторожился минёр.

— Как же, останется после вас! — огрызнулся доктор.

— Вот я и говорю, — успокоился минёр, — будь здоров, Айболит. Мы тебе потом расскажем, как всё было.

— Видали, запах от меня! — ворчал доктор, машинально перебирая склянки в шкафу. — Подумаешь, запах! Запах им не нравится! Да и нет никакого запаха!

Он ещё несколько раз пробормотал слово «запах» и вдруг замолчал, замер, а потом неприлично громко захохотал.

Сипунов с минёром в это время собирались на берег – брились, прыскались одеколоном, гладили брюки и весело подтрунивали над медиком. И вот, наконец, весёлые и нарядные вышли они на ют. Был замечательный день ранней осени, тёплый, но не жаркий. И на душе... Ну, в общем, хорошо было.

На юте их встретил доктор. Видно, что-то делал по своей части и ещё не успел снять резиновые перчатки.

— Ну? — спросил минёр, глядя исподлобья.

— Вы, конечно, паразиты! — доктор горько усмехнулся. — Но не таков я человек, чтобы обиды помнить. Идите, веселитесь! Всё равно я вас, подлецов, люблю! — и он обнял Сипунова, а потом и минёра. Обнимал деликатно, не впритирку, одну руку возлагая на погон, а другой обвивая за талию, словно в скромном танце. Потом всхлипнул и ушёл.

— Выпил он, что ли? — удивился минёр. — Ты заметил, он до сих пор в резиновых перчатках. Совсем рехнулся на своей дезинфекции.

— Ладно, пошли! — поторопил его Сипунов. — А то всех приличных девиц разберут.

— Вот и хорошо! — наставительно заметил минёр, отдавая на трапе честь. — Это доктор у нас на приличных падок: всё жениться хочет, дурень. Ну, а нам бы чего попроще да подоступнее!

Они ступили на асфальтовую дорожку, заботливо окаймлённую поставленными торчком белыми кирпичами – украшением, из-за которого подвыпившие моряки частенько летали кувырком.

— Нужно зайти, — минёр кивнул в сторону одиноко стоявшего бетонного строения, прозванного “бункер Гитлера”.

— На корабле не мог? — проворчал Сипунов.

Внутри строение было вымыто до нестерпимой чистоты, но запах стоял такой, что у офицеров заслезились глаза.

— Нет! — сказал Сипунов, расстёгивая брюки. — Это не гальюн. У нас на корабле – это гальюн. А это сортир, и больше ничего.

— Ошибаешься, — возразил минёр, чихая от аммиачно-хлорных испарений, — раз на территории военно-морской базы, значит, гальюн!

Справив нужду, двинулись далее, на ходу продолжая учёный спор. Когда, предъявив пропуска, они миновали контрольно-пропускной пункт и вышли в город, минёр потянул носом и заметил: «То ли я в этом гальюне-сортире надышался, то ли и сюда злой морской дух доходит».

— Я тоже чую, — согласился Сипунов.

В троллейбусе запах не только не исчез, но, пожалуй, и усилился. Вокруг офицеров, стоявших на задней площадке, постепенно образовалось пустое пространство. Пассажиры косились на моряков и укоризненно качали головами.

— Вот чёрт! — выругался минёр. — До чего же въедливый этот запах, даже неудобно.

— А ты на подметках ничего не принёс? — деликатно осведомился Сипунов. — Мне чудится, что вонь у тебя откуда-то снизу идёт.

Минёр, как цапля, поднял ногу, но в этот момент троллейбус затормозил, и офицер на одной ноге проскакал до самой кабины, уронив по дороге двух-трёх пассажиров.

— У меня всё чисто, — сообщил он, вернувшись, — да и откуда оно возьмётся? Запах – запахом, но ты же видел, как там всё надраено.

— Может, по дороге вляпался? — предположил Синунов.

— Теперь ты осматривайся, а я тебя подержу, — вместо ответа предложил минёр.

Сипунов, страхуемый минёром, поочередно поднял ноги и осмотрел подметки.

— И вроде не пьяные! — укоризненно заметила пожилая женщина. — А ведут себя, как...

— Давай, лучше пешком прогуляемся, — предложил Сипунов, — может выветрится.

Не выветрилось. Швейцар в ресторане даже передёрнулся лицом, когда приятели прошли мимо.

— Знаешь, — сказал минёр, — я бы ушёл, но самолюбие не позволяет. Да и жрать хочется!

Сипунов не ответил, он усиленно размышлял, сдвинув брови и выпятив подбородок. Подошёл официант и подал меню.

Сипунов уставился на худощавое, невозмутимое лицо работника сервиса.

— Вам не кажется, что здесь чем-то пахнет? — осторожно осведомился капитан-лейтенант.

— У дас чем долько не бахнет, — равнодушно прогундосил официант. — И потом, у беня дасмок, — и хлюпнул носом.

— Повезло! — Сипунов с треском захлопнул папку меню. — Давай полный набор, — скомандовал он официанту.

Тот кивнул и удалился.

— Вот что, — медленно проговорил Сипунов, — пока заказ не принесли, пошли в гальюн. Осмотримся в последний раз и, если ничего не обнаружим, то...

— Уйдём? — вскинулся минёр.

— Нет! Всё равно выпьем и закусим! Но если ничего не найдём, я скажу, почему от нас дерьмом несёт.

— Почему – «от нас»? — возразил минёр. — Может, только от тебя...

— Пошли, — оборвал его Сипунов.

В туалете они разделись и стали внимательнейшим образом проверять одежду и друг друга. За этим занятием их застал некий капитан I ранга, подумавший, наверное, бог весть что. Осмотр ничего не дал.

— Теперь я тебе скажу, в чём дело, — Сипунов скрипнул зубами. — Это доктор нам подгадил. Я, когда принюхивался, всё пытался вспомнить, что это мне напоминает...

— Как это – что? — ошарашенно вытаращился на него минёр. — Ясно, что!

— Да нет! — махнул рукой Сипунов. — Историю я вспомнил какую-то, ну, байку! Рассказывали мне, что есть такое вещество, что издаёт именно тот запах, которым мы с тобой пахнем. Понял?

— Н-е-е-ет! — подался вперёд минёр.

— Чего тут не понять! — рассердился Сипунов. — Доктор, когда нас лапал на юте, этого самого порошка или капель нам в карманы запустил.

— Ах он, сука! — минёр схватился за раковину, чтобы не упасть. — Изничтожу! Что ж теперь делать? Ведь не станешь каждому объяснять!

— Пошли! — решил Сипунов. — Всё равно нужно выпить и закусить. А там видно будет! Я, знаешь, вроде уже и придышался.

Вернувшись к столику, они нашли его сервированным и к тому же обнаружили двух девиц, которые уже успели налить себе вина.

— Это что? — спросил Сипунов приблизившегося официанта.

— Сами бросили болный набор, — прогнусавил половой. — Убрать?

— Ладно, оставь, — вздохнул Сипунов.

— Здравствуйте, мальчики! — поздоровалась маленькая, худая, востроносая блондинка таким густым флегматичным басом, что Сипунов от неожиданности вздрогнул.

Вторая была толстая, с детским голоском, и вертлявая как сорока.

«Всё наоборот! — подумал Сипунов. — Что за день такой!»

— Ой, чем это пахнет? Чем это таким пахнет? — защебетала толстушка.

— Тараканов у нас травили! — буркнул минёр, разливая водку в большие фужеры.

— Чем же таким их травили? — прогудела худышка и втянула воздух так, что на стоявшей в углу пальме заколыхались листья.

— Специальный состав. Будьте здоровы! — Сипунов в один присест выдул фужер.

Минёр сделал то же самое и тут же снова наполнил посуду. Девушки жеманно пригубили вино и стали с хрустом грызть яблоки.

— Нет! — с набитым ртом проговорила худышка. — Врёте вы! Когда тараканов травят, воняет по-другому!

Минёр махнул рукой официанту, чтобы принёс ещё графинчик. Пока заказ выполнялся, офицеры мрачно жевали антрекот, а девицы продолжали принюхиваться.

— Двойной тариф! — вдруг пробасила худенькая и набулькала себе вина.

— Чего? — поперхнулся Сипунов.

— Тройной! — поправила подругу вертлявенькая и выцедила напиток. — За вредность! За тараканий этот, якобы, запах!

Минёр побагровел и хотел что-то ответить, но Сипунов жестом остановил его.

— Вот что, милые! — сказал он. — Дело не в деньгах, но мы с другом предпочитаем любовь искреннюю, бескорыстную, чистую. За такую и заплатить не грех.

— На такую любовь, да при ваших ароматах, никаких денег не хватит, — возразила корыстолюбица.

— Мне сейчас плохо станет! — пропищала толстуха, явно пытаясь ещё поднять цену.

— Официант! Счёт! — крикнул Сипунов и, обернувшись к минёру, велел. — Доливай, что там осталось, и валим отсюда!

— Придётся пешком идти, — пожаловался минёр, когда они оказались на улице. — Что будем с доктором делать?

— Погоди! — одёрнул его Сипунов, завидев приближавшийся патруль и заранее отдавая честь.

— Товарищи офицеры! По-моему, вы нетрезвы! — ещё не доходя до них, начал было старший патруля – пехотный майор. — Дыхните! — приказал он, приблизившись, но тут же лицо его изобразило смятение. — Нет, товарищи офицеры, — поспешно проговорил он, — не надо дышать! Идите, вы свободны! Уходите скорее, а то...

— С доктором разберёмся! — пообещал Сипунов, глядя вслед быстро удалявшемуся патрулю.

Вернувшись на корабль, Сипунов с минёром сняли с себя всё, вплоть до носков, упрятали в парусиновый мешок, положили в него груз, переоделись, вышли на палубу. Затем Сипунов, крякнув, забросил мешок в тихие воды гавани.

— Теперь пойдём в душ, — вздохнул он, — захвати стиральный порошок.

— Может, сначала докторишку убьём? — предложил минёр.

— Нет! — возразил Сипунов. — Смерть для него – слишком лёгкое наказание. Но мы что-нибудь придумаем.

После продолжительного мытья они сидели в каюте минёра, курили и радостно шевелили ноздрями, обоняя привычный корабельный дух, настоянный на краске, запахе дизельного топлива и подгоревших на камбузе макарон.

— Хорошо-то как! — потянулся минёр. — Знаешь, даже как-то не хочется доктору морду бить!

— Бить – не бить, а проучить нужно, — напомнил Сипунов. — Кстати, пошли, потолкуем с этим затейником.

Но доктор предусмотрительно заперся изнутри, от контакта категорически отказался, лишь глумился и с хохотом выкрикивал всяческие гадости. Минёр не выдержал и стал отвечать, перемежая реплики ударами кулаком в дверь.

— Вы чего, ребята? — спросил проходивший по коридору штурман.

— Да вот, доктора хотим искалечить, — объяснил минёр, продолжая грохотать.

— Хорошее дело, — одобрил штурман. — Но так не достанешь, караулить надо, пока не высунется.

— Ну его к чёрту! — плюнул Сипунов. — Пошли лучше чай пить. Штурман, мы тебя приглашаем.

— Чай? — задумался штурман. — Голый чай? А хотя вам больше ничего и не нужно. Хорошо посидели?

— Лучше не бывает! — Сипунов подтолкнул его в спину.

В каюте Сипунов достал из тайника запрещённый правилами противопожарной безопасности кипятильник и быстро приготовил три чашки крепчайшего чая.

— А на меня опять проверку катят, — пожаловался штурман, ожидая, пока заварка осядет на дно. — Будут сверять наличие имущества с документацией.

— В первый раз, что ли? — равнодушно отнёсся к этой новости минёр.

— Всё равно противно, — вздохнул штурман. — Будто эти проверяльщики сами не знают, как наш брат дела принимает. Давай быстрей, подписывай акты, нечего тут копаться! Вот и подписываешь. А потом выясняется, что какого-нибудь барахла уже лет десять в помине нет, а по документам всё числится.

— Так списывай! — посоветовал Сипунов.

— Не всё можно списать, — пригорюнился штурман. — Вот у меня в хозяйстве бочонок железный есть, в бочонке какой-то порошок тёмно-синий. На бочонке надпись на иностранном языке. По документам проходит как штурманское имущество, а что в бочонке – никто не знает. А раз так, по какой статье его списывать? Так и плавает с нами. И после нас будет плавать.

— Интересно! — расхохотался Сипунов. — Ты же говоришь, на бочонке написано, что там помещается.

— Говорю тебе, не по-нашему написано! — окрысился штурман. — Вроде на английском, а я, если хочешь знать, в училище вовсе французский учил, тогда, наверное, считали, что нам со всем миром воевать придётся.

— А ну-ка, скажи что-нибудь! — заинтересовался минёр.

— Merde! — коротко бросил штурман.

— Да, французский ты постиг, — согласился Сипунов. — И прононс у тебя – что надо! Я так понимаю, это весь твой словарный запас? А вот любопытно всё же было бы узнать, что в этом бочонке? Давай вместе посмотрим, а потом мы тебя ещё чаем угостим.

— Чай не водка – много не выпьешь! — машинально отреагировал гость. — Ну, ладно, пошли.

Они спустились в кладовую, где штурман принялся растаскивать какие-то ящики и мешки, беспрестанно при этом ругаясь. Но уже не по-французски.

— Вот он, сволочь! — послышался из угла его раздражённый голос. — Помогайте!

Втроём они вытащили на свет пресловутый бочонок, явно иностранного происхождения. Штурман открыл крышку.

— Порошок, — сказал минёр. — Этот, как его, мелкодисперсионный, вот!

— И откуда только простой минёр слова такие знает... — начал было штурман, но Сипунов поднял палец вверх и прекратил свару. Потом он достал из кармана платок, сунул уголок в рот и долго, тщательно мусолил.

Штурман и минёр молча глядели на него, не задавая вопросов и не удивляясь, ибо удивляться их отучили ещё на первом курсе училища. Сипунов вынул изо рта платок и опустил мокрый конец в бочонок. Платок мгновенно окрасился ярким, синим цветом.

— Химия! — сказал Сипунов и, нагнувшись, стал читать надпись на бочонке. — Всё ясно! — он выпрямился. — Докладываю для малограмотных: это чернильный порошок, получен в тяжёлые годы войны из США по лендлизу. Его нужно разводить водой и приготавливать чернила.

— Вот это дела! — штурман всплеснул руками. — Значит, его вообще никогда списать не удастся.

— Ты спирт получил? — спросил его Сипунов без видимой связи с темой.

— Какой такой спирт? — лицо штурмана мгновенно сделалось отрешённым.

— Ну, как же, — Сипунов придвинулся к нему, — неужели старпом тебе не выдал на предмет угощения твоих проверяльцев?

— Ну, выдал маленько, — заёрзал штурман. — А вы-то здесь причём?

— Хочешь от этого бочонка избавиться раз и навсегда? — с военной прямотой спросил Сипунов.

— Хочу! — выкрикнул штурман и даже притопнул ногой от большого чувства.

— Передай мне по акту, — предложил Сипунов, — ну, и сам понимаешь....

— Ладно! — штурман хлопнул его по плечу. — Договорились! Только сначала акт, потом выпивка.

— Это уж – как заведено, — согласился Сипунов. — Прикажи матросам, пусть вытащат эту союзническую помощь.

— А куда нести? — деловито осведомился повеселевший штурман.

— Пусть оставят на правом шкафуте и накроют брезентом, — попросил Сипунов. — Я потом разберусь.

Штурман внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал.

В каюте они быстро составили акт приёмки-передачи американского порошка, а потом разбавили спирт и затеяли долгую задушевную беседу.

Уже светало, когда штурман с трудом поднялся и выбрался из каюты, не забыв прихватить акт.

— Это ты здорово придумал! — одобрил минёр. — А дальше-то что с этим порошком делать?

— Спишу! — пообещал Сипунов, слегка покачнувшись.

— Ложись-ка ты спать, — по-дружески посоветовал минёр. — Да и мне пора.

— Это ещё не всё! — Сипунов поднялся и, выдвинув подкоечный ящик, достал банку с завинчивающейся крышкой. Потом взял со стола ложку, вытер её полотенцем и сунул в карман. — Пойдём со мной, — пригласил он минёра.

— Интересно, что ему сейчас в башку взбрело? — подумал минёр, но, не желая оставлять товарища одного, вышел вместе с ним.

На шкафуте Сипунов встал на четвереньки, снял с бочонка брезент, открыл крышку, с великой осторожностью орудуя ложкой, наполнил банку порошком и завинтил крышку. Ложку же выбросил за борт.

— Завтра старпом будет обход делать, увидит это, — минёр кивнул на бочонок, — и поднимется хай!

— Не увидит! — решительно возразил Сипунов. — Я его прямо сейчас и спишу. Помоги-ка!

— Может, так оно и лучше? — философски подумал минёр. Кряхтя, они подняли бочонок и просунули сквозь леерное ограждение. Раздался громкий всплеск.

— Вы чего там булькнули? — крикнул вахтенный офицер, вышедший в это время на ют. — Не доктора утопили? Говорят, он вам сегодня устроил весёлый вечерок!

— Уже знают! — огорчился минёр.

— Не горюй, — Сипунов обнял его за плечи. — Верь, друг, час отмщения близок!

Утром вахтенный офицер доложил старпому, что за время дежурства происшествий не случилось, однако замечено изменение цвета воды в гавани.

Старпом взглянул в иллюминатор, тряхнул головой и протёр глаза. Грязная, серо-зелёная накануне вода теперь отливала густым кобальтом. На соседних кораблях матросы и офицеры, перегнувшись через леера, шумно спорили и размахивали руками.

— А говорите, происшествий нет! — рассердился старпом. — Это что, по-вашему, не происшествие?

— Явление природы, — позволил возразить вахтенный офицер. Старпом в грубой форме разрешил ему быть свободным и доложил о дивном явлении командиру, уже прибывшему на борт.

— Видел! — недовольно пробурчал тот. — Когда случилось?

— Трудно сказать, в темноте-то не сразу заметишь.

— Буду докладывать в дивизион, — решил командир. — Или нет, не буду, пусть другие докладывают. Кто первый доложит, того и накажут, а вода всюду одинаковая.

— А за что наказывать? — возмутился старпом.

— Вот ты до сих пор потому в старпомах и ходишь, что ещё не понял – наказывают не за что-то, а потому что! — отрезал командир.

По прошествии некоторого времени выяснилось, что о случившемся уже известно флотскому начальству. Тут возникла опасная пауза между докладом и отданием приказания. Такая пауза всегда чревата неожиданностями. Самые талантливые военачальники способны свести эту паузу к минимуму или вовсе без неё обойтись. «Враг перешёл границу! — Вас понял! Приказываю атаковать и разгромить агрессора!» После этого можно немного подумать и сообразить, что, пожалуй, разгромлен будешь ты сам. Но приказ отдан, войска дерутся и умирают, есть время разработать план триумфального отступления.

А тут, после внезапного посинения воды, возникло замешательство, то есть начались размышления, не подкреплённые решительным приказом. Командир дивизиона эсминцев первым делом подумал, что ему хотят сделать гадость, и точно определил, с какого румба эта гадость проистекает. В своё время полагавшуюся ему квартиру хотели отдать начальнику штаба флота, который, правду сказать, и так жил не под забором. Но командир дивизиона упёрся, жильё отстоял, хоть и заполучил явного недоброжелателя.

«Это он мутит, — решил капитан 1 ранга. — Приказал напустить в бухту гадости. А зачем? А затем, чтобы в тёмной воде отправить к моим эсминцам подводных диверсантов. В прошлом году эти парни сняли со всех тральщиков винты, и тут же последовал приказ выйти в море. Сколько ни молотили машины, а за кормой – ни буруна. Того, кто тральщиками командовал, перевели в такое место, куда и радиоволны не доходят. Стало быть, и со мной хотят разделаться!» И приказал объявить по дивизиону «Тревогу ПДСС», то есть лютую борьбу с подводными диверсионными силами и средствами. Особо подчеркивалось, что следует пристально наблюдать за выходом из воды пузырьков воздуха, тотчас докладывать и принимать меры.

— Какие меры? — захотел уточнить командир эсминца «Непросыхающий».

— А вы будто сами не знаете? — повысил голос капитан I ранга. — Изучайте документы!

— Боевые гранаты, что ли, в эти пузыри метать? — не отставал командир эсминца, чувствуя молчаливую поддержку присутствующих.

— Гранаты, конечно, бросать не нужно, — смягчился комдив, — но обозначить борьбу с диверсантами необходимо! Вот что! Пусть матросы наберут на берегу камней, и пусть они в эти пузыри камнями швыряют. А главное, всё это фиксируйте записями!

— Машины проворачивать? — не отставал командир «Непросыхающего». — Ну, чтобы отпугнуть!

— Боже упаси! — замахал руками капитан 1 ранга. — А то порубим наших славных диверсантов в капусту! Всё ясно? Выполняйте!

Особенность флотской организации состоит в том, что когда сверху поступает приказ, никто не знает, в какое действие выльется внизу его исполнение. И наоборот – поступивший снизу доклад, пройдя все положенные инстанции, видоизменяясь по пути, может спровоцировать совершенно ошеломляющий приказ, не имеющий никакого отношения к исходной ситуации. Одно слово – диалектика! И посмотрел бы я на того Гегеля, если бы ему довелось послужить пару лет где-нибудь на Камчатке. Интересно, что бы он тогда напридумывал?

Когда доклад о странном посинении добрался до командующего флотом, тот приказал немедленно взять пробы воды, вызвал начальника штаба и спросил, как он оценивает ситуацию?

— Не есть ли это диверсия? — волновался командующий. — Может, отравляющие вещества?

— Анализы покажут, — не стал торопиться начальник штаба. — Но я думаю, это какой-нибудь заводик слил ночью отходы.

Зазвонил телефон. Командующий взял трубку, послушал и шепнул начальнику штаба: «Химики докладывают! Так, это я понял. А медики что говорят? Так. Понял. Благодарю!» — и, положив трубку, сообщил: — Специалисты докладывают, что это какой-то краситель. Неизвестный, но опасности не представляющий. Ну, вот и хорошо!

— У меня предложение, — начальник штаба вспомнил об упрямом командире дивизиона. — Раз уж вода всё равно посинела, может, нам под это дело провести тренировку наших подводных диверсантов? Тем более что на дивизионе эсминцев уже сыграли тревогу ПДСС? Вот и проверим их готовность.

— Молодец! — похвалил командующий. — Бдительность и решительность! Проводите тренировку, посмотрим – кто кого! — и он довольно потёр руки.

Командующий не просто любил учения и тренировки, но верил, что вся флотская жизнь должна состоять из этих мероприятий. А поскольку завет Суворова – «Тяжело в ученье – легко в бою!», он воспринимал буквально, то и старался сделать мирную жизнь личного состава совершенно невыносимой, чтобы максимально облегчить эту самую жизнь в грядущих боях.

— Ученье можно сделать из чего угодно! — наставлял он подчинённых. И делал. Например, проводились тренировки по пришиванию офицерских подворотничков. Дело нехитрое, но командующий самолично усложнял задачу, давая вводную: «Лейтенант Петров! Осколком снаряда у вас оторвана правая рука. Ваши действия?»

— Продолжаю пришивать подворотничок левой рукой! — кричал в ответ офицер, демонстрируя, как именно он это делает.

— Поставьте задачи начальнику разведывательного отдела! — распорядился командующий. — Пусть срочно готовит своих ребят! Приказываю скрытно проникнуть в базу и...

— Условно заминировать какой-нибудь эсминец! — мстительно подсказал начальник штаба.

— Правильно! — согласился командующий. — Действуйте! Инициативу диверсантов не сковывать!

— Нашим придуркам опять не живётся спокойно, — сообщил подчинённым командир отряда подводных пловцов. — Напустили в бухту какой-то гадости, а теперь мы в этой гадости должны плавать и минировать эсминцы.

— Не впервой, — вздохнули пловцы.

— Это не всё, — командир почесал квадратный подбородок. — Тревога уже объявлена, матросики глазеют на воду и в каждый пузырь швыряют булыжниками. Хорошо ещё, обещали машины не проворачивать. Вот и думайте, как задачу выполнить и по башке не схлопотать.

Пловцы обещали придумать.

Хорошо в Океане! Берегов не видно, и корабль, идя полным ходом, остаётся в центре ярко-голубого блина. Кто там сказал, что Земля шарообразна? Ну, Бог с ней, с Землей, а Океан имеет форму диска – это видно всякому дураку. И покоится этот диск на спине китов. Или слонов. Или черепах. Когда они слегка шевелят боками, появляется вот эта дли-и-и-инная, спокойная, штилевая зыбь. А когда начинают чесаться и толкаться, налетает шторм.

Корабль идёт себе, и под форштевнем – усы, а за кормой – бурун. Где-то далеко острова и континенты, там стоят у моря белые города, а в них заведения с дешёвыми напитками и весёлые девушки. Хорошо и приятно думать в Океане. Потянешься, бросишь за борт окурок, плюнешь в голубую жидкость, нарушая корабельные обычаи. Не из хамства, а от веселости, и чтобы Океан этот шибко не задавался.

А в базе... На левом рукаве болтается сине-белая повязка, корабль ошвартован кормой, справа чужой серый борт и слева чужой серый борт. А меж бортов – вода бухты цвета прошлогоднего пива. Вон пьяный мичман возвращается из города. Сейчас он будет пытаться взойти на трап. А на юте зрители заключают пари – попадёт или не попадёт? Не попал, болезный! Но и в воду не булькнулся. На флоте всё предусмотрено, и веками растягивают под трапом специальную прочную сетку. Застрял в ней мичманюга, перебирает лапками как паучок, и глаза вытаращил. Его уже вынимают с матерными прибаутками, а проигравший пари спешит в ближайший магазин за бутылкой. Скучно!

— Опять кашу заварил! — тяжело стонал минёр. — Штурман, между прочим, мне не нравится – как бы не сознался.

— Не в его интересах, — успокоил Сипунов. — Тем более что акт у меня.

— Он же его забрал, — стараясь чётко выговаривать слова, возразил минёр.

— Забрал, да не тот, — Сипунов не стал вдаваться в подробности. — А что-то я нашего доктора не вижу? Сколько он будет от нас прятаться?

— Боится, ясное дело, — икнул минёр.

— Ты вот что, — попросил Сипунов. — Ты, как в себя придёшь, найди его и скажи, что мы зла на него не держим. Скажи, мол, чего не бывает меж приятелей. Так и скажи!

— Я в норме! — самонадеянно заявил минёр и отправился искать лекаря.

Эскулап сначала не хотел отпирать дверь санчасти, и минёру пришлось долго убеждать, что опасности никакой нет. Будучи впущен, он попросил чаю. Доктор, освободившись от чувства опасности, налил мензурку и, размякнув, признался, что опять познакомился с замечательной девушкой: уж теперь непременно женится.

— Дурак он всё-таки! — подумал минёр, но вслух пожелал удачи.

— Свидание сегодня? — спросил Сипунов, когда минёр доложил о состоявшемся примирении.

— Как дадут отбой, так и побежит! — заверил приободрившийся минёр. — “Добро” на сход уже получил. Только когда этот отбой будет? — и зло посмотрел на тёмно-синюю поверхность.

— Кстати, — поинтересовался Сипунов, — как ты думаешь, каков объём воды в бухте?

Минёр вместо ответа постучал себя пальцем по лбу. Но Сипунов не обиделся и стал что-то прикидывать, загибая пальцы, потом спросил: «В этом бочонке сколько порошка было? Килограммов десять?»

Минёр вздохнул и отошёл в сторону, чтобы не затевать ссоры.

Состояние объявленной тревоги меж тем сохранялось, по палубам бродили матросы с противогазами и автоматами, бдительно вглядываясь в чернильную воду. Заметив подозрительные пузыри, поднимали крик и принимались весело швырять камни. Каждое такое швыряние тщательнейшим образом фиксировалось в журнале. И таким манером, судя по записям, перетопили немало зловредных диверсантов.

Однако война – войной, а жизнь – жизнью. Что бы ни происходило, а корабль необходимо красить. Это священное действие нельзя прерывать ни при каких обстоятельствах. И вот матрос Некрофил, освобождённый от борьбы с диверсантами, орудуя валиком на длинной рукоятке, тщательно закатывал шаровой краской пятна грунтовки и не особенно обращал внимание на окружающую суету.

— Эй, друг! — вдруг услышал он голос от поверхности. Некрофил заглянул вниз и увидел грязную, ветхую лодчонку, едва державшуюся на плаву. Экипаж был под стать судну – двое неопрятных типов, один из которых пытался грести обломком весла, а другой вычерпывал воду консервной банкой.

— Чего надо? — Некрофил сурово сдвинул густые брови.

— Слышь, друг! — гребец старался держаться ближе к борту. — Помоги, а? Собрались рыбку половить, а этот придурок, — он кивнул на черпаля, — жратву утопил. Есть хочется – мочи нет, а до дому... Кинь хлебушка, а?

— Хлебушка? — укоризненно переспросил Некрофил. — Жратву утопили? А водяру, видать, за борт вылили? — он кивнул на пустые бутылки, катавшиеся по дну пироги.

— Ну, так получилось! — заскулил алкаш. — Ты же мужик – сам понимать должен!

— Ладно! — протянул Некрофил, при суровости облика отличавшийся незлобливостью. — Сейчас принесу.

Он аккуратно прислонил древко валика к фальшборту, пошёл на камбуз и выпросил у земляка-кока буханку чёрного. Бомжи терпеливо ожидали под бортом.

— Держите! — Некрофил бросил им хлеб и наставительно добавил. — Пить меньше надо!

— Спасибо, друг! — алкаши тут же стали делить добычу, а Некрофил снова взялся за валик.

— А это что? — вдруг зарычал он. — Вы что же, суки нечёсаные, делаете, а? — и показал на большой чёрный крест, нанесённый прямо по свежей краске не иначе как немытым пальцем. — Вы что мне тут гадите?

Рыболовы засуетились и стали отпихиваться от борта.

— Убью гадов! — пробасил Некрофил и принялся лупить пьяниц по головам валиком так, что брызги краски полетели во все стороны.

Попрошайки тщетно пытались маневрировать; разъярённый сибиряк валиком, словно отпорным крюком, подтягивал лодочку и продолжал наносить меткие удары. Уклоняясь, один из алкашей сделал неосторожное движение, и утлый чёлн перевернулся. Рыбаки окунулись в воду, но мгновенно вынырнули, хорошим кролем подплыли к скоб-трапу и с ловкостью циркачей вскарабкались на пирс. Преисполненный жаждой мщения, Некрофил, не выпуская валика, пронёсся мимо вахтенного на причал, намереваясь разделаться с нечестивцами.

Замаскировавшийся в кустах командир боевых пловцов оторвал от глаз бинокль и поднёс к губам портативную рацию.

— «Непросыхающий» заминирован, — доложил он, — знак минирования – чёрный крест на левом борту. Группа минирования в настоящее время осуществляет отход». Тренированные диверсанты осуществляли отход с такой прытью, что Некрофил скоро понял: не догнать! Он погрозил вслед беглецам пудовым кулаком и вернулся на борт, где тут же получил нагоняй за самовольный сход на берег.

А диверсанты, каждый из которых мог при надобности справиться с дюжиной таких Некрофилов, залезли в кусты к своему начальнику и удостоились его похвалы.

Получив донесение, что эсминец заминирован, начальник штаба поспешил на пирс, чтобы уличить комдива в низкой боеготовности вверенного ему соединения. Одновременно он приказал командиру диверсантов и двум его героям также прибыть на стенку.

Комдив, с трудом скрывая неприязнь, доложил начальнику штаба о ходе учений и протянул журналы, в которых были зафиксированы все пузыри и каждый брошенный камень.

— Можете засунуть эти журналы себе в ... — весело ответил начальник штаба и, объяснив – куда именно, добавил: — «Непросыхающий» заминирован! Играйте “отбой”! Офицеров ко мне!»

— Этого не может быть! — растерялся комдив. — Ни одного пузыря не пропустили!

— Вот они вам всё объяснят, — начальник штаба кивнул на приближавшихся диверсантов. — А вам так скажу – не камнями нужно воевать, а головой! Ну, это для тех, у кого она есть.

Комдив посмотрел на начальника штаба исподлобья, распорядился играть “отбой” и собрать офицеров на пирсе. Командир диверсантов подошёл, отдал честь и коротко доложил о проведённой операции. В это время офицеры с кораблей, сбегая по трапам, образовали тесную группу за спиной комдива.

— Всё понятно? — с плохо скрываемой радостью спросил начальник штаба. — Вот, полюбуйтесь, командиры и офицеры, на правом борту крест! — и сделал рукой артистически плавный указующий жест.

Головы присутствующих согласно повернулись вслед адмиральской руке. Все разом уставились на борт «заминированного» эсминца. Никакого креста не наблюдалось.

— А-а-а! — протянул старпом «Непросыхающего» и поглядел на своего командира. Тот выпустил из себя длинное: «Ё-ё-ё!» и дёрнул себя за нижнюю губу. Далее собравшиеся последовательно произнесли: «И-и-и! О-о-о! У-у-у! Э-э-э!», и, наконец, молодцы-диверсанты выдохнули: «Ы-ы-ы!» и чуть присели.

Таким образом запас гласных русского языка был исчерпан, и командир «Непросыхающего», обретя вновь душевное равновесие, дерзко заявил: «Нет креста, нет и мины!»

— Был крест! Своими глазами видел! — выкрикнул уязвлённый командир диверсантов.

— Был! Был! — обиженно заголосили мокрые и грязные лазутчики. — Мы же его сами нарисовали!

— Нет, значит, и не было! — комдив неожиданно для себя процитировал Остапа Бендера на Васюкинском шахматном турнире.

— Молчать! — топнул ногой адмирал. — Доложите ещё раз подробнее! — он ткнул пальцем в начальника диверсантов. Тот сообщил о действиях своих подчинённых с разбивкой по минутам и отметил их смекалку и выдержку.

— Т-а-а-к! — нехорошим голосом прохрипел начальник штаба. — Теперь, — он повернулся к офицерам дивизиона, — отвечайте, как на духу: подплывали к вам на шлюпке посторонние лица? — и уставился на старпома.

Тот поёжился, покосился на своего командира и признался, что «подплывание имело место, но происходило под бдительным контролем со стороны личного состава».

— Голову мне дурите! — закричал адмирал. — Видали, «под контролем»! Неприятностей захотели? Что заткнулись? Может здесь хоть кто-нибудь чётко доложить?

Ясно, что докладывать следовало дивизионному начальству. Оно и радо было бы что-нибудь доложить, да не знало, что. Повисло тягостное молчание, а это самое опасное, что может быть на службе.

— Разрешите мне? — из рядов выдвинулся Сипунов, и у командира эсминца ёкнуло сердце.

— А! Это ты! — адмирал неприязненно глянул на Сипунова, узнав штатного возмутителя спокойствия. — Ну, если более некому, доложи хоть ты!

— После объявления тревоги, — звонким голосом начал Сипунов, — по приказанию командира корабля были предприняты все необходимые и предписанные меры по обеспечению безопасности. Кроме того, — Сипунов подпустил в голосе значительности, — командование дивизиона и кораблей осуществило прогнозирование возможных действий условного противника.

Командир дивизиона округлил глаза и слегка приоткрыл рот, но тут же опомнился, плотно сжал губы и подтверждающе кивнул.

— В результате глубокого анализа ситуации, — продолжал чеканить Сипунов, — был сделан обоснованный вывод, что действия противника будут иметь две составляющих – акцию отвлечения и непосредственное минирование. Учитывая высокий профессиональный уровень наших диверсантов, аналитическая группа пришла к убеждению, что основные силы боевых пловцов после проникновения в акваторию базы, с учётом возможного противодействия, будут лишь демонстрировать своё присутствие. Задача же минирования будет возложена на вторую группу, которая попытается приблизиться к кораблям открыто, под видом мирного населения.

— Всё так и было! — подтвердил командир пловцов и потряс пудовым кулаком.

— Ну, и что с того? — взвился начальник штаба. — Корабль же всё одно заминировали!

— Так точно, товарищ адмирал! — Сипунов вскинул подбородок. — Было принято решение позволить замаскированным диверсантам подойти к борту и осуществить задуманную акцию. Личный состав должен был сделать вид, что целиком занят борьбой с аквалангистами, и не обращать внимания на гражданских лиц. Проявить, так сказать, притворную беспечность. Обученный и проинструктированный специалист вступил с ними в контакт, позволил произвести условное минирование, затем искусно разыграл вспышку гнева, напал на диверсантов и некоторое время преследовал их.

— Так, — сказал начальник штаба, на которого стилистически выдержанная трескотня Сипунова оказала завораживающее действие. — А всё же, почему позволили заминировать?

— Если бы минирование было предотвращено, — решительно заключил Сипунов, — его могла бы повторить другая, невыявленная группа. Поэтому было принято решение допустить условное минирование и сразу вслед за этим произвести условное разминирование путём закрашивания условного знака. Что и было осуществлено уже упомянутым специалистом сразу же после прекращения преследования, — и Сипунов указал на Некрофила, продолжавшего флегматично елозить валиком.

— Что-то у меня голова разболелась, — пожаловался адмирал. — Ну что же, доклад был чётким, а действия мы обсудим позже. Что-то я ещё хотел сказать? Ах, да! Пусть всплывают, хватит им пузыри пускать! — и, обведя присутствующих рассеянным взглядом, вдруг добавил гражданским тоном. — До чего же вы мне все надоели!

Командир диверсантов полез в карман просторных камуфляжных штанов, достал три миниатюрных петарды, сорвал с одной чеку и бросил в воду. Следом полетели ещё две. После третьего хлопка на поверхности бухты появился десяток чёрных резиновых голов. Аквалангисты один за другим подплывали к пирсу, взбирались по трапу и, оставляя на бетоне мокрые следы, собирались вокруг руководителя. Один из пловцов, сняв маску, показывал товарищам большую шишку на голове, видно, слишком близко поднялся к поверхности. Коллеги сочувствовали и негромко материли камнеметателей. Последний, выбравшись на стенку, положил к ногам начальника парусиновый мешок.

— Наш! — испуганно шепнул минёр.

— Тихо! — Сипунов наступил ему на ногу.

Мешок развязали и разложили на причале две пары офицерского обмундирования.

— Капитан-лейтенанты... — адмирал взглянул на погоны тужурок. — Твоя работа? — спросил он у главного диверсанта.

— Пусть думает, что моя, — подумал диверсант, — иначе придётся нам в этой вонючей воде ещё неделю плескаться! Хрен вам всем!

Эти соображения промелькнули в его голове в долю секунды. Потом он отдал честь и доложил: «Так точно, готовили ещё одну операцию прикрытия! Не понадобилась!» Он завязал мешок, секунду помедлил и закинул в воду.

— Плюх! — радостно сказал Сипунов и, с уважением посмотрев на диверсанта, подумал: «Вот с такими воевать ещё можно!»

Через час Сипунова вызвал командир эсминца. Он закрыл дверь на ключ и, ни слова не говоря, выставил на стол бутылку коньяка.

— Это от комдива! — подмигнул он. — Ну, и от меня, конечно!

— В складчину покупали? — удивился Сипунов.

— Ох и вредный ты! — миролюбиво усмехнулся командир и откупорил бутылку. — Хотя, надо признать, и от тебя польза бывает, не одни неприятности. Разливай, закуски нет!

Выпили, крякнули и утёрлись.

— Комдив спрашивал, нет ли у тебя каких-нибудь просьб? Ну, словом, хочет тебе приятное сделать. Ты давай, не теряйся, такое редко бывает.

— Вы будто не знаете, чего мне хочется! — обиделся Сипунов. — Чего всем хочется, того и мне.

— Опять про очередное звание! — укорил его командир. — Я тебе сейчас всё объясню, Сипунов, ты садись, — командир сунул в рот папиросу и щёлкнул настольной зажигалкой, сделанной из гильзы малокалиберного снаряда. — Слыхал, наверное, есть такой мифический персонаж — Вечный Жид?

— Слыхал, — Сипунов присел на краешек дивана.

— Так вот, — командир пустил струю дыма. — Этот парень чем-то прогневал бога, и тот в наказание вкатил ему бессмертие. И с тех пор бродит он целые века по свету.

— А я-то здесь причём? — нахмурился Сипунов. — У меня родственников в Израиле нет.

— А ты, Синунов – Вечный Капитан-Лейтенант. Не знаю, может, ты себе в предыдущей жизни карму подпортил, да и в этой – святостью особой не отличался, но только твой таинственный и, я бы сказал, мистический образ обречён вечно бродить по флотам и флотилиям, блуждая бесконечно во времени и пространстве. Понял теперь?

— Чего не понять? — поёрзал Сипунов. — А нельзя ли сделать так, чтобы мой таинственный образ блуждал во времени и пространстве в звании, ну, хотя бы капитана второго ранга?

— Никак невозможно! — решительно отверг командир. — Ну, ты подумай здраво, сколько у нас всяких адмиралов! И кто о них вспомнит лет через пятьдесят? А тебя, Вечного Капитан-Лейтенанта, будут помнить и через века. Таково твоё предопределение!

— Свинское какое-то предопределение, — пожаловался Сипунов.

— В этом мы не властны, — развёл руками командир. — Выпей ещё, страдалец, и служи дальше.

Сипунов покинул каюту командира, вышел на палубу и в задумчивости прислонился к трубе торпедного аппарата. Здесь его и обнаружил минёр.

— Стоишь? — спросил он для начала разговора.

— Стою, — меланхолично ответил Сипунов.

— Думаешь? — не отставал минёр.

— Нет, — скривил губы Сипунов. — Для этого у нас начальники имеются.

— Выпил? — минёр потянул носом.

— Угостили, — Сипунов не стал вдаваться в подробности.

— А доктор-то наш, — минёр колупнул ногтем пятно сурика, — бегает как наскипидаренный, в баню собирается. А оттуда прямиком к бабе.

— А в баню-то зачем? — Сипунов начал отходить от задумчивости.

— Говорит, женитьба – дело серьёзное, тут обычным душем не обойтись, — хихикнул минёр.

— Так! — Сипунов сосредоточился и напрягся. — Слушай меня внимательно, я сейчас лекаря отвлеку. А ты сделай вот что...

Вскоре после этого странного разговора счастливо озабоченный ожиданием брачных игр доктор сошёл на берег. В левой руке он нёс пузатый портфель, из которого торчал противно шуршащий веник, а правая, как и положено, оставалась свободной для отдания чести.

На пирсе он обернулся и, увидев Сипунова с минёром, наблюдавших за ним со шкафута, послал им воздушный поцелуй. Но ответа не получил.

— Теперь остаётся только ждать, — рассудил Сипунов.

— Чего ждать-то? — возразил минёр. — Он теперь только утром заявится.

— Если я что-нибудь понимаю в жизни, людях, а также в женщинах, прибудет он гораздо раньше. Пойду-ка я займусь документацией.

Минёр внутренне изумился такому нездоровому намерению, но возражать не стал.

Тем же вечером, уже после спуска флага, они играли в нарды – игру серьёзную, требующую навыка, хладнокровия, веры в удачу и крепкой руки. Кроме того, занятие это, как никакое другое, помогает убить время, а тому, кто этого делать не умеет, на флот лучше не соваться.

Дверь отворилась, и на пороге возник доктор. Как писали в старинных романах – он был бледен.

— С лёгким паром! — поклонился ему Сипунов.

Некоторое время доктор бессмысленно глядел на приятелей, потом аккуратно поставил портфель с ещё влажным веником и сел на диван.

— Какие же вы всё-таки сволочи! — он снял фуражку и бросил на койку. — Причём не просто сволочи, а сволочи злые.

— А ты, значит, добрый? — Сипунов отработанным движением выбросил кости. — Это ты, выходит, по доброте нам дерьма в карманы подпустил? Или думал, оно как приворотное зелье сработает. Так не сработало!

— А вы! — доктор стукнул коленкой о коленку. — Вы! Вы меня с этим спиртом торпедным надули! И ещё раньше...

— Стоп, стоп! — перебил его минёр. — Откуда в интеллигентном человеке такая жлобская злопамятность?

— Точно! — Сипунов оценивающе оглядел ситуацию на доске. — Кто старое помянет – тому глаз на задницу! Лучше расскажи, как прошёл вечер? Ты расскажи, медицинский работник, облегчи душу, а мы обещаем никому про твоё приключение не докладывать. Хотя ты, между прочим, про эту химию дерьмовую уже всем раззвонил, и теперь на нас пальцами показывают.

— Так вам и надо! — доктор опять стукнул коленками. — А рассказывать... Что там рассказывать... — он обвисло нагнулся, расшнуровал ботинки, разулся, снял форменные носки и закатал штанины. Ноги доктора от кончиков пальцев до икр были окрашены в густой синий цвет.

— Да, — сказал Сипунов и, пользуясь замешательством, незаметно передвинул одну из шашек в нужное гнездо. — Вот что значит – американское качество. Теперь можно вообще без носков обходиться: никто не заметит. Ты сколько порошка ему сыпанул? — наклонился он к минёру.

— Как ты и сказал – по одной ложке, — тот не мог оторвать взгляда от кобальтовых конечностей.

— Я сказал, по чайной ложке, — укорил его Сипунов, — а ты, похоже, столовой отмерял.

— А я не аптекарь! — огрызнулся минёр. — И потом, для хорошего человека не жалко. Ну, расскажи всё же, что мы – зря старались?

— После баньки оделся в чистое, — начал доктор, сопровождая рассказ ставшим уже привычным постукиванием коленками. — Поужинали, шампанского выпили, потанцевали в обжимку. Она бойкой оказалась, первой разделась. Ну и я тоже начал одежонку скидывать. До трусов разоблачился, потом носки снял. Она, как ноги мои увидела – в хохот! Я, конечно, тоже остолбенел. Но готовности не утратил, не то у меня воспитание. Перекантовал её на диван, а она хохочет как сумасшедшая: ну, приступ нервный. И вроде бы хочет, а не может. Потом успокоилась ненадолго, я к ней, а она опять ноги мои увидела, и всё сначала – хохот до икоты и слёз.

— Значит, с чувством юмора, — одобрил Сипунов.

— Мучился я, мучился с эти самым чувством, гляжу, других чувств не предвидится; налил ей валерианки, оделся и ушёл, — доктор окончил рассказ.

— Вот что я тебе посоветую по-дружески, — проникновенно молвил Сипунов. — Ты в следующий раз гаси свет заранее. Ну, чтобы самое веселье до утра отложить!

Минули годы. Сипунов давно мирно жил в родном Питере и как-то летним полднем шёл по солнечному Невскому. Вдруг за спиной раздался истошный вопль: «Сипунов! Сипунов, стой!» Он не успел обернуться, как что-то большое и толстое налетело на него, облапило и увлекло в сторону. Сипунов узнал доктора. Тот полысел, погрузнел, но, в общем, выглядел молодцом. Отставной капитан-лейтенант приготовился к расспросам, но доктор мгновенно уселся на асфальт прямо у театральной кассы, мигом скинул лёгкие туфли и снял носки.

— Гляди, Сипунов! — крикнул он. — Гляди, благодетель! Видишь, видишь?

Сипунов присел на корточки и явственно различил намертво въевшуюся в кожу синеву.

— Вот, Сипунов! — доктор обулся и поднялся. — Вот из-за этого я так и не женился! Ни одна не могла долго вынести этого зрелища! Я тебе так благодарен, Сипунов, так благодарен! Пойдём, отметим встречу! — и нежно взял старого сослуживца под ручку.

— Да! — подумал Сипунов. — Широко, однако, простирает химия руки свои...



Назад в раздел



Новости

Все новости

28.03.2024 новое

«”КАК МОРСКАЯ СОЛЬ В КРОВИ…”. ПУШКИН В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО»

23.03.2024 новое

СКОРБИМ

19.03.2024 новое

ПАМЯТИ О. ВЛАДИМИРА (РЫБАКОВА)


Архив новостей 2002-2012
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru