Благослови свой синий окоём.

Другое. Ещё мальчишкой Конецкий познал ужасы самого тяжёлого блокадного года 1941 – 1942. И если бы не Ладожская Дорога жизни, не вкушать бы нам радости соприкосновения с его творчеством. А мир бы так и не познакомился с образцами его маринистики, в которых солёная горечь обманутых надежд уживается с манящей тайной распахнутых нам океанских просторов. От воспитанника до капитана дальнего плавания – нелёгкий путь им проделан, отмеченный правительственными наградами, уважением товарищей, преждевременными морщинами и ранней сединой. Казалось бы, обзавёлся дачей в сосновом предместье Питера: дыши себе – пиши в компании малиновок, клестов и синиц! Брызгай из лейки на ромашки! Увы, он принадлежал к типу людей, испытывающих гнетущую пустоту от недогрузки жизненными ритмами. Отпускной благодати ему хватало от силы на неделю. После чего он начинал метаться, раздражаться и подолгу смотреть закатными вечерами за горизонт. Всё валилось у него из рук, всё не мило! Телефон со своим твердолобым молчанием превратился в злейшего врага – так бы и шарахнул об стенку урода! Преждевременный отзыв из отпуска «в силу непредвиденных обстоятельств» воспринимал, не как обиду, а как подарок судьбы. Чемодан к ноге и…Такси-и-и! Море и литература в нём сочленялись в замысловатый сиамский гибрид, которому наука ещё не подобрала соответствующего названия. Но один компонент без другого был бы немыслим.

Виктор Викторович на флоте считался справным, образцовым моряком, а как о писателе, я о нём уже высказывался. И не только я! Вниманием солидной профессиональной критики он был отнюдь не обойдён. Россия исстари была не бедна на таланты. Но интеллект, вооружённый диаметральными показателями, требует более сильного определения. Скажем, феномен! И при этом мы не скатываемся к панегирической истерике, а держимся в рамках вполне корректной констатации. Его аналитическое и художественно-эмоциональные начала могут работать как автономно, так и в совокупности, при мобилизации до времени за консервированных ресурсов, что приводит в последнем случае к поразительным результатам. В Конецком как бы работала система сообщающихся сосудов, дозирующая, в зависимости от обстоятельств, эмоциональное и аналитическое. Колена этих сосудов подпитывают друг друга, обеспечивая писателю стойкость в самых критических, экстремальных ситуациях. Вот и весь секрет.

Александр Блок, владеющий чудодейственным талантом, для достижения максимального успеха, советовал творцам пропускать свой замысел через хлад ума и жар сердца. Это и есть каноническая формула творчества. «Талант многолик!», сказал мне как-то Серёжа Морозов, первый пилот «МИ-6», живая легенда Арктики. «Талант не ходит в одиночку», – подбросил я ему свою версию. Приводим две трактовки к общему знаменателю и получаем в результате затверженное в народе поверье: «Талантливый человек талантлив во всём».

Мы шли над проливом Лонга, и мне со штурманского места было хорошо видать, как играют на вечернем солнце всеми оттенками радуги могучие паковые льды. Из них на горизонте вставал неприступной вулканической крепостью остров Врангеля. В литературной версии Обручева – Земля Санникова, плод моих бессонных ночей, пища ненасытной фантазии и палач моего покоя. Вздохнул.

– Эх, Викторовича бы сюда со своими кисточками, вот бы, где он порезвился.

– А он что ещё и рисует? – удивлённо покосился на меня Сергей.

– И с упоительным наслаждением. К тому же играет в шахматы по первому разряду.

Морозов подал от себя вперёд-вниз рукоять управления.

– Добавлю, по его сценариям поставлено четыре фильма. Более того, он мне признался, что намеревается дебютировать в амплуа режиссёра-постановщика.

Настал черёд удивляться мне:

– Как, вы разве знакомы!?

– Прошлым летом они в Певеке караваном стояли. Вот и довелось. Между прочим, в гости к себе в Питер приглашал. Обещал на могилку Анны Андреевны свозить в Комарово и домик её показать.

– Меня возьмёте? – Я посмотрел на него умоляюще.

Сергей подмигнул.

– Замётано!

<…> Получился некий пунктирный портрет, дающий о внутреннем мире Конецкого несколько размытое представление. НО! Энергетика его обаяния. Щедрость характера. Яростное неприятие стадности и конформизма. Ненависть к окружающим нас нравственным диспропорциям и моральным перекосам. Отторжение самодовольной тупости. Незыблемость избранных принципов, которым писатель никогда не изменял. Всё это глубже постигается через его собственное отражение в творчестве. Своей требовательной прозой, на первый, близорукий взгляд могущей представиться легковесной путевой эмпирикой, автор на самом деле понуждает нас к постоянной работе души, чтению между строк.

Художественные находки его являются неожиданно, заявляя о себе афористичным блеском или глубиной, в которой с первой попытки не удаётся достать дна. Эзоповские самородки, складываясь в вектор, выводящий нас на искомый смысл. Опасная игра в бисер! Поиск истины объединяет, как стягивают речные голыши аморфный цементный раствор в монолит. Вот почему яркие, сильные, неординарные личности редко уживаются с ортодоксальными режимами. Я – о тенденциях, и ни о ком-то в частности.

На сегодняшний день существует три точных предостережения для творцов, могущих уберечь их от вероятностных ошибок, зачастую роковых. Насколько они применимы к нашему герою?

А.Т. Твардовский: «Талант – это наказание». Природа художника в его слабости и незащищённости. Степень болезненности и тонкости осязаемого им мира напрямую зависят от меры ему отпущенного таланта. Боль – это его рабочий инструмент, запускающий цепочку чувственного познания. Более того, он должен воспринимать чужую боль, как свою. В противном случае найти в себе мужество признать, что он ошибся в выборе жизненного пути. Инфаркт писателей обожает. Виктор Викторович в полной мере осознавал к чему он себя готовит и прошёл свой путь с честью.

Есть у него короткое откровение, фраза: «…И первые унижения печатания». А сколько их было! С его-то характером! Представьте, носишь годами под сердцем своё дитя, а его потом принимают волосатые пальчики и с ним – на мороз, а то и на помойку. Каково! Посыл Твардовского безупречен. Оттого что применительно к нашему герою он может быть слегка интерпретирован: «Талант – это Голгофа длиною в жизнь», – не умоляет его силы. Великий де Голль в своё время высказался так: «Русскому человеку не бывает хорошо, если он знает, что кому-то на земле плохо». Виктор Викторович, – это про вас. Viva, Шарль!

Бруно Ясенский: «Не бойся врагов: в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей – в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных – они не убивают и не продают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и убийство». Критерий функциональности сформулирован автором достаточно жёстко и бескомпромиссно, чтобы его обойти молчанием. Он актуален, как никогда.

…Номенклатура, рассматривая Питер как потенциальный рассадник ереси, била по самым талантливым. В ответ последовал исход в Москву и за рубеж одних, другие до лучших времён отложили перья. Все об этом знали, но публично высказался только один – Виктор Викторович Конецкий. Это ли не пример высокого гражданского мужества! За писательскую братию он всегда заступался, двери его дома для неё были нараспашку, ссужал товарищей деньгами и, как правило, о долгах забывал. Он не ставил себя вне нашей литературы, обособленно. Делил на равных со всеми наши успехи и тоску по ушедшим. Бывают в жизни обстоятельства, когда человек является, как голенький перед Богом, людьми и собственной совестью. Его просвечивает, как рентгеном и назначается ему истинная цена, которую никакими ужимками и дымзавесой словоблудия не утаишь.

…Талантливый писатель, самородок из Орловской глубинки, прошедший нищету, голод, оккупацию попал в страшную беду. Союз писателей составил ходатайство для высшей судебной инстанции, требовались подписи его членов. На бумаге отразилась вся сложность и противоречивость нашего писательского формирования. Были подписи каллиграфически разборчивые, были червячками, боязливо уползающие к кромке листа, были бисером рассыпанные – все характеры в них, как на ладони. Но первая подпись, которая аршинными буквами прошагала по диагонали листа, была: «В. Конецкий».

Или встреча в писательском доме со всемирно известным английско-канадским-американским романистом Артуром Хейли.

Представительный, фактурный, в безукоризненном твиде, с обворожительной улыбкой и опасным обаянием. От него так и разило успехом и жизнелюбием. Хотя жизнь не всегда была с ним ласкова и бестселлеры свои он доводил до кондиции кропотливым, вгоняющим порой в полуобморочное состояния трудом. Писательский актив смотрел на заокеанского счастливчика почтительно и жадно, словно в попытке выведать у него секрет успеха, так сказать, приобщиться. Ведь должен быть какой-то ключик! Попыткам препятствовал языковый барьер – средний балл английского языкознания людоведов едва вытягивал на «3». Переводчик выбивался из сил, пока не подошёл ещё один – дело пошло живее.

– Писатель Виктор Конецкий, – объявил он громогласно, как в цирке перед парадом-алле.

Виктор Викторович при пособничестве толмача мягко перевёл окололитературную тему в военно-публицистическую плоскость и выпотрошил заатлантического гостя без остатка. Начал вопросом: «Была ли стратегическая необходимость наваливаться на крошечные Фолкленды армадой сто кратно превосходящей силы их защитников?» А вышел из дискуссии на высокой ноте: «Девять оставшихся в живых смельчаков обернулись флагом своей родины и приняли свою смерть, как орлы – высоко и гордо!» На последних словах голос его зазвенел. Он махом допил свою водку.

– So long, sir!

И вышел на широком шаге. Миссию свою он выполнил в тонусе устанавливающегося между Россией и Штатами потепления. Если бы я был за переводчика и Хейли меня спросил: – What does it mean patriot? Что такое патриот? Я бы, не раздумывая, указал вслед уходящему Викторовичу.

Читатель, вспомните про де Голля!

Соломон Ягодкин – философ-острослов, израильтянин, ныне проживающий в Германии: «Если художник изменяет правде, то ему изменяет талант». У формулы есть прямой и обратный ход. И оба они справедливы. Правда – природа таланта, его основополагающий компонент, фундамент. Художник от неё отступившийся, в угоду конъюнктуре или поддавшийся сиюминутной слабости деградирует, его удел – забвение.

Приведённые здесь три утверждения, принадлежащие Твардовскому, Ясинскому и Ягодкину образуют жёсткий, трёхуровневый фильтр, чистилище. Прошедший его уходит в вечность, чтобы служить своими произведениями потомству, возвышая его и совершенствуя. Виктор Конецкий, ни строчкой не слукавив, выбрал в литературе нелёгкий путь. Наградой ему за то служит любовь и не скудеющая память его читателей. Писатель – всегда учитель, ведущий паству дорогой своих жизненных университетов. Его проповеди воистину бесценны, так как зовут к вере и созиданию, гармонизируя общественные отношения и тем самым совершенствуя мир. Он – компас, помогающий человеку отыскать СВОЙ путь в жизненных терниях.

<…> С Виктором Викторовичем встречались не часто, да и то, случайно и я и он – на бегу. Между рейсами он заглядывал в Союз писателей, изредка мелькал на телевизионном экране. Он осунулся, лицо его подёрнула мрачная ретушь. Меня же всё больше уносило в Сибирскую сторону. Так что возможности поговорить основательно о происходящем в России не было. Да и Россия ли это была! Во властных коридорах замелькали нагловатые, бойко-языкие ребята, ранее о себе никоим образом не заявившие и себя никак не проявившие. Недоучившиеся, но отличавшиеся непомерными аппетитами и далеко простирающимися амбициями.

<…> Меня часто спрашивали и спрашивают, пишешь о самом блистательном из моряков, а море плещет далеко в стороне. Ну что можно на это ответить? Познавая людей, познаёшь себя. Нигде люди не просматриваются так полно, как во взаимодействии друг с другом и изучением их феноменов. Только познавая друг друга можно выстоять против такого монстра, как быт, и подниматься над негативными сторонами бытия. Фигура Виктора Викторовича Конецкого в этом отношении исключительная. Писатель-аналитик, мыслитель, художник, общественный деятель, профессионал в своём деле, каких не будет, человек отчаянной храбрости; ребята Флинта в сравнении с ним – грудные дети.

Когда-то в коридоре нашего Союза писателей меня со спины достало сравнение:

– Конецкий? Да это просто волшебная шкатулка с талантами!

Я обернулся – аноним уже растаял. «И главный из них, это –писательский», – добавил я ему мысленно вслед. И действительно, такой остроты, динамики художественных приёмов, игры словом, Бунинской элегантности, мощности философских обобщений и не ищите. Открывая его новую книгу, знайте, вы принимаете подарок словесности. Не додано ему, ох не додано! А он ни в чём и не нуждается и ничего не просит. Всегда горд, строен, дерзок. Знамя своего достоинства несёт высоко и никогда не склоняет.

Ассоциативно мне он видится зависшем над рогами быка со шпагой и мулетой тореро. Бык – это суммарное зло искусства, как-то: жадность, тупость, наушничество, невежество, бездарность, злобная зависть, карьеризм... Ничего, вот сейчас он рухнет на передние ноги. Следует заметить, что в литературной практике он, опираясь на научный подход, вывел формулу успеха: «Здесь всё дело в форме, в ней весь секрет…» Произведения, доставившие славу отечественной литературе, доказали правоту и глубину его интеллекта.

…В работе он себя не щадил. Со здоровьем не считался. В конечном счёте – высокие своды Николо-Богоявленского морского собора, седая голова на атласной подушке и дребезжащий голос батюшки. Я тронул горькую складку между бровей капитана. «Витя, как же наша Арктика-то, а?» Горло сдавило. На Смоленском в Поминальный день с погодой не повезло и народу было немного. Я положил гвоздики на могилу, перекрестился. Шустрый скворушка повернул в мою сторону головку.

– Что, друг, скучаешь? – окликнул я его.

Он ответом не удостоил, склюнул с куста сморщенную ягоду, распустил крылья и снялся.

Валерий Иванович Ларин родился в 1939 г. в семье офицера Военно-Морского флота. Окончил отделение технической кибернетики ЛЭТИ им. Ульянова (Ленина); работал в ряде НИИ и КБ, в т.ч. в Физико-Техническом институте им. А.Ф. Иоффе. После первой литературной публикации (журнал «Звезда», 1975 г.) ушел из аспирантуры Технологического института на вольные хлеба. Объездил страну от Калининграда до Магадана и от Северного полюса до Кушки. Был плотогоном, строительным рабочим, охранником, горнолыжным инструктором, журналистом, бизнесменом, адвокатом-правозащитником.

Член Союза писателей Санкт-Петербурга, Союза Российских писателей, Международной ассоциации писателей баталистов-маринистов. Автор книг, изданных в России и за рубежом. Многие страницы книги Валерия Ларина «Возьми меня с собой», изданной в Санкт-Петербурге в издательстве «Петрополис» в 2025 году, посвящены Виктору Викторовичу Конецкому.