Библиотека Виктора Конецкого

«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»

Глава девятая



03.04.
Когда я назвал одну из прошлых книг «За доброй надеждой», то и не предполагал, что меня опять занесет к мысу Доброй Надежды и я обогну его в четвертый раз. Как интересно устроен человек. Огибаешь Надежду впервые, и кажется, что нет уже на планете точки более далекой от родного Васильевского острова. Но вот выходишь к Надежде от Мирного, из Антарктики, и далекий мыс ощущаешь уже как преддверие к дому.
Миновали Добрую Надежду в шести милях. Едва заметный ветерок. Солнце. Тепло.
Вот Кейптаун — рукой подать, — и сразу у нас фирменные стекла в разбитых каютах, полные танки хорошей воды, цыплята и ананасы, но… не дали «добро» на заход. Прошлый раз ребятам повезло: у кого-то случился острый аппендицит, и заход к бурам получился. Великолепная штука аппендикс! Сколько закрытых портов он открывает морякам!
Немного истории. Первым обогнул южную оконечность Африки португалец Диаш. Он был честным простым мореходом. И когда на стыке Атлантического и Индийского океанов ему влепило в мордотык на полную катушку, то он без всякой политики влепил на карту название: «Мыс Бурь». Но тогдашний португальский король был тонким политиком. Он не утвердил название. Оно могло бы отпугивать колонистов-предпринимателей. И, чтобы не подрывать колонизаторскую политику, король обозвал мыс нынешним названием. Ведь и близко тут не был, а свою подлую политическую лапку наложил и на века вечные политической лжи поставил памятник. А куда без нее, без лжи?
Наш знаменитый земляк — мореплаватель, ученый, писатель Василий Михайлович Головнин — здесь попал в переплет. После одиннадцатимесячного плавания завел «Диану» на перекур в бухту Симонстаун Капской колонии. Он и знать не знал, что пока «Диана» штормовала в океанах, Россия с Англией поссорились. Более года «Диана» простояла тут, окруженная боевыми английскими кораблями в плену. Шестнадцатого мая сто семьдесят лет назад в черную штормовую ночь Василий Михайлович велел вирать якоря и выскочил в океан, натянув англичанам нос. Воображаю физиономию их адмирала! И как потом драли его лорды Адмиралтейства! Тю-тю этому растяпистому адмиралу карьера…
Я над англичанами злорадствую еще и потому, что сыны Альбиона массу русских имен постирали с карт морей и океанов, присвоили свои названия, английский язык официально морской, и потому абсолютное большинство их переименований оказались принятыми и усвоенными морскими нациями. Иногда так обидно бывает, что кулаки сжимаются…
Ну а в результате марш-броска Головнина из Симонстауна у нас в России появилась деревня Мыс Доброй Надежды. Так назвали родовое селение наследники Василия Михайловича. Ранее оно называлось Гулынки, Пронского уезда, Рязанской губернии (ныне Старожиловского района, Рязанской области). Есть на Рязанщине и колхоз «Добрая Надежда», — очень уж занятно, что есть у нас колхоз с таким экзотическим названием! Сюда уж британцы не доберутся, чтобы его переименовать, — тут уж своих собственных переименовщиков больше опасаться надо.

12.04.
Идем за водой в Конго на Пуэнт-Нуар вдоль берегов Юго-Западной Африки, все еще оккупированной Южно-Африканской Республикой.
…Пустыня Намиб, мыс Пеликан, бухта Уолфиш-Бей, полицейский пост у Анихаба, и недалеко от поста груда белых китовых костей за полосой прибоя у подножия дюн… Здесь ровно десять лет назад мы гнались за грузинским танкером «Аксай», чтобы взять с него топливо. А он уходил к бухте Мосамедиш, к Анголе, где была менее крутая и менее тяжелая зыбь. После бункеровки долго и монотонно дрейфовали, ожидая запуска очередного космического объекта. От монотонности ко мне привязалась строка: «Скелет кита на берегу Анголы…» Она звучала во мне балладно, запевно. К ней хотелось, мучительно-болезненно даже хотелось, пристроить следующую строку.
«Скелет кита» разделил со мной не одну вахту, доводя до бешенства, но дальше никакая баллада не шла и не пошла, хотя уже и на сухопутье чепуховая строчка преследовала. Она ерундовская еще и потому, что кости кита были отмечены на карте возле Анихаба, то есть за сотни миль от Анголы. Киты же — вполне возможно — никогда так близко к экватору не поднимаются: они не любят теплой воды. И все равно строка мучила. Закончилось это наваждение, когда я начал получать от читателей стихи.
Профессиональный стихотворец Сергей Алиханов:

Скелет кита на берегу Анголы,  
Заметный, белый, высохший, тяжелый.
А мимо проплывают корабли. 
Взлетает пыль прибоя, 
И небо океана роковое 
Вновь осеняет кроткий лик земли…

Любитель из Тулы Алексей Родионов прислал весьма даже умелую издевку под едким названием «Мини-баллада о скелете кита, “Невеле” и секонде-философе»:

Скелет кита на берегу Анголы
Белел в ночи загадочной грядой, 
И рядом я стоял. Таинственный и голый 
Мне берег виделся под чуждою луной. 
И думал я: как призрачно все в мире, 
Который, как всегда, куда-то катит вдаль… 
Вдруг стало ясно мне, как дважды два четыре, 
Что все бессмысленно… и даже стало жаль 
Себя за гордое и давнее желание 
Понять вокруг все сущее… Затем 
В груди моей возникло ожидание 
Чего-то важного и нужного нам всем… 
Но тут пришел вельбот! Нарушив тишину, 
Матросская братва от дальнего причала 
Мне долго и сочувственно кричала: 
«Довольно, Викторыч, глядеть вам на луну — 
Пора на “Невель”! Чиф уж кроет матом 
Всех литераторов! Такой там поднял вой!..» 
Ну что бы подождать еще чуть-чуть ребятам… 
Так хорошо побыть наедине с собой!\

Нынче ни в натуре, ни на карте скелета кита я уже не обнаружил.
Рассказал Вите Мышкееву все предыдущее. Он подумал и решил, что скелет кита растащили на сувениры, экономя валюту, туристы.

Милях в десяти от Пуэнт-Нуара легли в дрейф. Над Африкой самую чуть рассветало. С правого борта на горизонте горели газовые факелы — где только нынче они не горят. Было влажно и душно. Бесшумно полыхали в тучах над океаном зарницы обессиливающихся гроз. Только изредка стукали в сталь две-три капли дождя. Темнел спящим ящером мыс Мваса. Возле него на карте почему-то написано «Ложный Пуэнт-Нуар».
Четыре градуса сорок минут к югу от экватора.
В шестнадцати милях ниже нас — Конго. На морской карте она не кажется той огромной рекой, которая обласкивает половину Африки. Мысы Ма-Капа и Мойта-Сена с одноименными маяками охраняют ее устье. Плавает вокруг много разной дряни. И еще вокруг судна было много разной задумчивости. И все на мостике это чувствовали.
Есть ли еще во мне лиризм? Способен ли я и сегодня, попав в Ниццу, без всякого дела встать в пять утра и пойти к Лигурийскому морю, чтобы поздороваться с ним за руку? В сорок лет я еще ощущал тихие накаты лирического в самые неожиданные моменты.
…Лигурийское море укрывалось предутренней мглой. Прохладный ветерок тянул с гористого берега.
Я спустился с набережной на гальку широкого пляжа. Пляж тоже спал, как и вся Ницца.
Мерно шумели едва заметные волны, набегая на пляжную гальку.
Я долго стоял, слушая их. Левее торчал над водой небольшой причальчик, он, наверное, был бетонный — белел во мраке бесплотным привидением.
И я спокойно признался сам себе в любви к темному, еще ночному Лигурийскому морю. Оно было как добрый знакомый, встреченный в сложном чужом мире.
— Здравствуй, дорогое, — сказал я, присев на корточки в полумраке, и протянул слабой волнишке руку…
Разве сегодня пришло бы мне в седую башку такое?..

 Поехали в Пуэнт, — сказал капитан, возникая в рубке. — Снимайте судно с дрейфа, старпом.
Матрос стал к штурвалу, старпом дал малый вперед и спросил:
— Как будем с бассейном, Юрий Иванович?
— Спускайте воду немедленно. Здесь полно миазмов, так сказять, начиная с элементарной нефти.
— В бассейн уже забрались зимовщики, плескаются штук пятнадцать.
— Вам сказано! Спускайте! Пусть пловцы посидят на мели.
— Есть.
— Вроде впереди сети! Чуть правее левого конца волнолома!— доложил матрос.
Капитан взял бинокль.
— Н-да, сети-сети, тятя-тятя, наши сети притащили… и не сети, а лодчонка малюха… Виктор Робертович, что самое главное в любых африканских водах — от Игольного до Александрии?
— Старый балтиец этого не знает, — сказал старпом.
— Главное во всех африканских водах — не задавить феллаха, — сообщил капитан. — И не наскочить на бедуина.
Юмор тут в том, что феллахи — крестьяне-земледельцы в арабских странах, а бедуины — кочевники и полукочевники Аравийского полуострова, то есть их с таким же успехом можно встретить в морях, как, например, верблюда.
— Ясно, — сказал старпом и приказал вахтенному матросу (тому, которому под шестьдесят): — Скачи на заставу! Сейчас лоцмана брать будем!
Старец поскакал на заставу — то есть потрусил из рубки, демонстрируя быстроту реакции и услужливость. До этого он полчаса чистил пепельницы, демонстрируя старательность и трудолюбие.
— А, Виктор Викторович, доброе утро, — заметил наконец меня Юра. — Чего ни свет ни заря? Видели, как наш Трофимыч умеет резво бегать? А вы о нем жалостливые истории собираете. Почему старец галопом сейчас наяривает? Потому что боится, что его в заслуженный отпуск перед выгодным рейсом отправят. А знаете, Виктор Викторович, что он вытворяет, когда ему нужно раньше срока на отгул выходных сорваться? Такие боли в ногах начинает разыгрывать за неделю до прихода в родной порт, что все мы тут вокруг него в кучу собираемся и плачем от жалости.
Я промолчал, сунул нос в англо-французский словарь.
Прав был Юрий Иванович Ямкин: ошибся я в старце. Так сказать, напустил в старца воображенного лиризма. Нынче он уже раздражает персональным термосом, с которым является на вахту, сигаретами в самодельном металлическом портсигаре и омертвелым выражением физиономии. Но какая же уникальная, наверное, у этого вечного матроса жизнь за плечами, а я — инженер людских душ!— ни разу не поговорил с ним по душам за весь рейс. Одно утешает, что душ у нас, слава богу, нет. Я это потому твердо знаю, что как-то привел старинную поговорку из Даля. Она о смерти: «Никто не видит, как душа выйдет». И мне закатали на полях рукописи устрашающий вопросительный с восклицательным знаки: какая душа? И как ее можно рассчитывать увидеть? Нет, браток, если при входе ее еще никто не видел, то нечего надеяться засечь ее и при выходе. И тогда не пущай дымзавес в ясные читательские мозги.
Но это все трепотня. А вот с выходом моряков-судоводителей на пенсию что-то делать надо. Почему я именно на судоводителей напираю? Механики всегда найдут престижную и хорошо оплачиваемую работу на берегу, если это, конечно, толковые механики. Радисты уходят на пенсию в пятьдесят пять лет — ВЧ и прочие вредности. А матрос, штурман или капитан, если они хотят уйти на пенсию с приличного оклада, должны не уходить с палубы или мостика до шестидесяти. И при этом никакой роли не играет, какую морскую жизнь оставляет за кормой пенсионер. У одного она благополучная, отплавал на незаметненьких пароходиках по давно проложенным маршрутам, и повезло еще: ни в какие передряги не попадал. Другой сквозь три аварии прошел, тонул, новые торговые линии открывал, на себя все больше, больше и больше ответственности взваливал; уже к сорока годам Родине столько валюты заработал, в таких местах ее флаг показал с достоинством и умением, стольких молодых на капитанский мостик вытащил и всем этим так себя истрепал, что к пятидесяти ему в самый раз на бережок, чтобы успеть хотя бы разок внука увидеть. Но какой у судоводителя может быть заработок на берегу? Администраторов в пароходствах, в службах мореплавания — раз, два и обчелся. Туда попасть — по денежно-вещевой лотерее «Волгу» выиграть (и еще в импортном варианте). Преподавать навигацкие науки в училищах? Мест и там мало. Но и то обидно капитану: всю жизнь нес высочайшую ответственность, получал за это большие деньги, а на пенсию пойдет с преподавательского оклада — сто шестьдесят они в среднем получают, если без ученого звания. И вот начинают дурацкие диссертации защищать о квадратических ошибках при определении места по крюйс-пеленгам — это в космический-то век! При спутниковой навигационной аппаратуре!.. У капиталистов каждого капитана оценивают в фунтах и центах. Принес фирме или компании столько-то миллионов прибыли, рискуя, себя не щадя, мозгами день и ночь шевеля, и — катись на пенсию.
И вот все чаще начинаю я встречать на судах людей, которые, болезненно воспринимая возрастающие сложности, запутанности, противоречивости, даже алогичности современного бытия и морского производства, тихо, спокойно, сознательно решают не тратить сил на попытки борьбы с хаотичностью, на преодоление глобальных сложностей производства. Такие особы еще в четвертых штурманах теряют желание стать капитаном, замыкаются в себе, обживаются в себе, научаются использовать абсолютное знание своего уголка, то есть плюют на карьеру. (Здесь о хорошем карьеризме, о желании так проникнуть в сложность общественной жизни, производства, чтобы иметь моральное право брать на себя все большую ответственность за жизни и смерти других.) Ясное дело, такие особы сохраняют больше нервных клеток, нежели капитан плавбазы или капитан флагмана космического флота «Академик Королев», ибо сводят свою ответственность за других до минимума. И «законников» все чаще встречаю. На таких наталкивался, что всякие знаменитые Плеваки могли бы только от зависти облизываться — так они законное дышло в свою выгоду выворачивают. И таких, которые головы ни разу против течения не повернули, даже под одеялом…

Итак, в африканском рассвете не звучали мне нынче никакие тамтамы, не шелестели баобабы и не будили никаких барабанов на площадях моего прошлого.
Я просто раздумывал о пенсионных делах и листал англо-французский словарь, готовясь к встрече с Пуэнт-Нуаром. Франко-русского у нас не было, а говорят здесь по-французски — торговцы сувенирами, естественно, а не феллахи.
Юра заглянул в словарик:
— Начали с первой страницы, старина? Молодец! Осталось двадцать четыре тысячи девятьсот девять слов. Только не запейте! Итак: абажур, аборт, абортарий…
Заигрывает? Или хочет в присутствии штурманов лишний раз подчеркнуть мое плохое знание языков?
— Нет, нет, Юрий Иванович, — говорю я. — Никогда не желал стать полиглотом. Вот сейчас, например, на судах многие ударились в изучение языков. И уже не ради процентной надбавки к зарплате. Нервишки, тоска, одиночество… А начнешь зубрить по пятьдесят слов латыни, например, и сразу у тебя нервы как у гимназиста. Плюс мозг отдыхает: не требуется при изучении ирокезского, например, языка философических раздумий — а оно и к лучшему!
— Гляжу, Виктор Викторович, вы не только своих читателей за носы водите, но и самого себя тоже, — сказал Юра, убрал свой персональный бинокль в ящик и приказал: — Старпом! Начинайте уклонение от противника, следующего значительно меньшим ходом, нежели мы!
— Вы имеете в виду феллаха!.. Лево пять по компасу!— скомандовал на руль Мышкеев.
Здесь юмор заключается в том, что если употребляются слова «уклонение от противника», а противник ваш — божья коровка или майский жук, следующие, естественно, ходом, который значительно меньше вашего, то вся эта белиберда невольно вызывает у любого судоводителя улыбку. Ведь каждый прошел сотни тренировок, сборов, экзаменов, когда надо решать тяжкую, а иногда безнадежную задачу уклонения от противника, который следует значительно более быстро и несет тебе, если не решишь задачу на уклонение, обыкновенную гибель.
— Сколько вы думаете простоять в Пуэнт-Нуаре? — спросил я бывшего товарища.
— Как вода потечет, — ответил он и ушел из рубки.
Тут дело в том, что развивающиеся страны часто имеют плохо оборудованные порты. В справочнике прочитаешь, что пресная вода на таком-то причале поступает на суда по стольку-то тонн, а на деле окажется, что вместо нормального шланга и мощного напора будут кишка в палец толщиной и напор меньше, чем в вашем кухонном кране. Так что в капитанских словах ничего особо уничижительного для меня не было, но… Но если в этих путевых заметках будет куда больше пропусков, умолчаний, скороговорки и неточностей, нежели обычно у меня бывает, то не только от лени моей при ведении дневничка, но и по вине сукина сына Юрия Ивановича Ямкина, который часто вообще меня не информирует о, так сказять, стратегической, общей обстановке вокруг судна. А за каждую неточность потом приходится платить своей шкурой. И вот этого я Юре не забуду никогда. Ведь он даже не дал мне возможности побывать в Мирном!
Алла Пугачева продолжает по двадцать раз в сутки орать: «Прочь тревоги! Прочь сомненья! Вновь стою на этой сцене…»




Новости

Все новости

28.03.2024 новое

«”КАК МОРСКАЯ СОЛЬ В КРОВИ…”. ПУШКИН В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ ВИКТОРА КОНЕЦКОГО»

23.03.2024 новое

СКОРБИМ

19.03.2024 новое

ПАМЯТИ О. ВЛАДИМИРА (РЫБАКОВА)


Архив новостей 2002-2012
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru