С ДНЁМ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ!

С ДНЁМ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ, ДРУЗЬЯ!

ИЗ НАШЕЙ ПОЧТЫ

Виктор Конецкий. 1953 год.

После окончания учебы Виктор Конецкий был направлен для службы на судах дивизиона аварийно-спасательной службы Северного флота. Знатоки называют, что он с 1953 по 1955 годы с товарищами спас около сотни человеческих жизней. Такая служба, во все времена, уготовлена для сынов «без связей». Вместе с тем это лучшая и бескомпромиссная школа для начинающего офицера ВМФ.
После демобилизации в 1955 году Виктор Конецкий принял должность капитана рыбацкого сейнера (МРС). Судно было предназначено для перегонки его в составе каравана Северным морским путем из Петрозаводска до Петропавловска-Камчатского. Капитану Конецкому только 26 лет, а переход этих малых и слабосильных судов на такие расстояния в условиях сверхопасного и тяжелого плавания во льдах был первым на советском флоте.
В том же году Конецкий вступил в литературное объединение при Ленинградском отделении издательства «Советский писатель». Первый его рассказ «В море» был опубликован в 1956 году, а в следующем вышел и первый сборник рассказов «Сквозняк». Так начал писатель Виктор Конецкий.

Виктор Конецкий. В начале литературного пути.

Став моряком гражданского флота СССР, он работал в основном в Арктике. Нет таких объективных показателей, которыми можно было бы оценить силу духа, отвагу, стойкость и мастерство при плавании в условиях Севера. Мне довелось около полугода служить с матросами, что прошли этим путем до Порт-Артура на тральщиках. Они словно прошли святое земное чистилище. Их личное поведение – в условиях строгой службе в учебном отряде командиров отделений мотористов флота – удивительно отличало от остальных парней нашей курсантской роты. А ведь их небольшие корабли были почти на порядок крупнее сейнеров, перегоняемых в 1955-м Конецким и его товарищами.
Службу на «больших» кораблях Виктор Викторович начал с должности четвертого помощника капитана. Если судить по должностным обязанностям, то эта должность была не очень любимой специалистами гражданского флота. Фактически – завхоз необъятных забот. В карьерном росте до капитана дальнего плавания Конецкий работал на 15-и кораблях с 1964 по 1986 год. За кормой его кораблей остались все океаны и берега континентов планеты. Конецкий её обшарил, как шофер ящичек под названием «бордачек». Конечно, такая разнообразная, уникальная судьба моряка подарила ему массу материалов для литературного творчества. Однако меня удивляет иное: во всем обилии профессиональных сообществ есть личности с громадным производственным и другим опытом, но писателями становятся единицы. Даже так: редкие единицы.
Мой опыт – опыт вузовского педагога. Коллеги, доценты и профессора, обладают, как правило, колоссальными, порой энциклопедическими знаниями своих дисциплин и близких к ним. Однако я не встречал ни в своем вузе, ни в других, кто бы свои необозримые знания, выраженные в лекционной речи и опыте общения, пытался художественно представить в виде текста. Только «методические указания» с обилием компиляций, использования чужого опыта предшественников…
Чужой опыт у Виктора Конецкого только в грамматике и синтаксисе. Всё остальное – лично своё.
Не помню, когда впервые познакомился с творчеством Конецкого. Очевидно, в «толстом» журнале. Возможно, это были «Завтрашние заботы» в журнале «Знамя». На моей книжной полке с его трудами самая старая книга 1984 года. Тогда книги не покупали, а доставали… Писательский дар Виктора Викторовича одарил меня незаменимым собеседником. Его герои, начиная с Петра Ниточкина и даже Фомы Фомича, мои близкие други. Для меня писатель Конецкий – автор флотской Библии, и его творчество я воспринимаю как чудо. Восхищает его способность проницательного разбора многочисленных житейских, морально-этических, флотско-производственных проблем. Словно он осилил несколько различных гуманитарных факультетов. А может, ему и повезло, что он их избежал… Острый ненавистник конспектов еще со студенческой поры, я изменяю себе с текстами Конецкого. Такое узреть больше не у кого.
Память о Викторе Викторовиче Конецком увековечена занесением его имени в Листы Памяти «Золотой книги» Санкт-Петербурга. Море бороздят два корабля с именем «Виктор Конецкий»: танкер и морской буксир. Его имя и на звёздной карте. Впрочем, более пятидесяти литературных произведений, сценариев и кинофильмов по его произведениям – это лучшая нержавеющая память о писателе и моряке Викторе Конецком.

В двенадцатом номере журнала «Родина» за 2017 год опубликована статья Татьяны Акуловой-Конецкой «Тех, что погибли, считаю храбрее…» – о поэте и моряке Григории Поженяне.
Судьбы Виктора Конецкого и Григория Поженяна – двух художников, моряков разных флотских профессий, с небольшой разницей в возрасте, вместили годы войны, хотя по-разному она вписана в их судьбы. Две творческие личности – поэт и писатель, повязанные флотом, не могли ни сблизиться.
Григорий Поженян родился в Харькове. Отец поэта был директором завода (по одной из версий НИИ, по другой тракторного). В 1937 году его арестовали, на сына легло клеймо «сына врага народов». Мама его была врачом.
У Поженяна отец – армянин, мать – еврейка, в наградных листах он – осетин. В хвастливо интернациональной стране национальная принадлежность многое значила. «Пятый пункт» личной анкеты для многих был болезненной проблемой, а для кадровиков – особой заботой.
В 1939 году Григорий Поженян окончил школу и ушел служить на Черноморский флот. По тем временам с клеймом «сына врага народов» это было снисхождением.

Григорий Поженян. На флоте.

Воевать Поженян начал с первого дня Великой Отечественной в особом разведовательно-диверсионном отряде. Первый взорванный ими мост был в Николаеве, последний – в Белграде. Трагической оказалась битва за водоразборную станцию под обезвоженной Одессой в Беляевке, захваченную румынами. Станцию советские воины отбили и пытались запустить, но почти весь отряд моряков погиб. На мемориальной доске по улице Пастера, 27 в Одессе в числе погибших значится и Григорий Поженян. Однако тяжело раненный он сумел на шлюпке выйти в море, где был подобран катерниками. На основе этих событий с его участием был создан фильм «Жажда». Начав войну краснофлотцем, Поженян закончил ее офицером, капитан-лейтенантом. О его отчаянной смелости говорил командующий Черноморским флотом адмирал Ф.С. Октябрьский: «Более хулиганистого и рискованного офицера у себя на флотах я не встречал! Форменный бандит!». Легенды о фронтовых похождениях Поженяна передавались, как говорится, «их уст в уста».
Две меты войны (точнее, боевых действий) – ранения и награды, были у него в достатке. Два ранения и контузия, а в числе наград так называемый «Южный бант»: медали «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя», «За оборону Кавказа». Дважды представлялся Г.М. Поженян к званию Героя и дважды отказывали. Не могли, видно, простить ему угрозу пристрелить особиста за приставание к медсестре. И угрозу утопить трусоватого политрука (по другим источникам, он его спровадил «в набежавшую волну»).
Стихи Григорий Поженян начал писать еще на войне. В 1943 году был военным журналистом. О его деятельности в газете «Красный черноморец» коллега П. Мусьяков писал: «Здесь, в Севастополе, и, прежде всего, во флотской газете раскрывалось недюжинное дарование краснофлотца-разведчика Григория Поженяна».
В 1946 году он поступил в литературный институт и в 1952 году его окончил. За эти годы его дважды исключали. Т.В. Акулова-Конецкая пишет: «Выгнали за “пособничество буржуазному формалисту и космополиту Павлу Антакольскому”. На собрании, защищая своего педагога, студент Поженян заявил: “Я нес книгу этого поэта на груди, когда шел в бой. Если бы в меня попала пуля, она прострелила и его книгу. На фронте погиб сын Антокольского, он не сможет защитить своего отца. За него это сделаю я. Я не боюсь. Меня тоже убивали на фронте. Вы хотите, что бы я осудил своего учителя? Следите за моей рукой” – и сделал неприличный жест…». Ректор вуза писатель Федор Гладков заявил, что и ноги Поженяна не будет в вузе, он стал на руки и на них вышел из аудитории…
В послевоенные годы в разоренной и голодающей стране власти навязали своему населению политическое безумие с национальным оттенком. Защищать, кого бы то ни было, даже отцу сына или сыну отца, было почти безумием. Я уже взрослым прожил те годы, и помню вкус унижений и адских переживаний… Григорий Поженян везде и всегда был бескомпромиссным бойцом.

Григорий Михайлович Поженян
(20 сентября 1922 – 19 сентября 2005)

Творческое наследие Григория Михайловича насчитывает тридцать книг и около полусотни песен на его стихи. Он дважды лауреат Госпремии России. На его стихи создавали песни лучшие композиторы страны, они в репертуаре ведущих артистов-певцов. Большая часть его песен создана к кинофильмам. Он писал и циклы стихов для композиторов и режиссеров.
Меня в те неспокойные времена поразило стихотворение Поженяна: «Я старомоден, как ботфорт / На палубе ракетоносца…». Как любитель поэзии в любом стихотворении выискиваю строфу, или даже строчку составляющую, на мой взгляд, квинтэссенцию стиха. Без нее нет привязанности к стиху. Григорий Поженян подарил мне

Герой Советского Союза старший лейтенант Матвей Подымахин. 1944 год.

Стараниями политработников мы знали имена Героев-катерников. Однако, увидеть Матвея Прокопьевича в живую, служить под его командованием воспринималось как редкая удача.
Это был высокий видный офицер, примерно сорокалетнего возраста. Матросы его полюбили сразу, не столько за геройство, сколько за приветливость, спокойный внимательный взгляд, отсутствие горе-старшинских замашек без повода помыкать подчиненными. Конечно, дистанция между рядовыми и командованием бригады значительна, но в условиях небольшой и закрытой базы они невольно сближаются.
Для знакомства нового начальника штаба бригады с прилегающими к базе акваториями был назначен торпедный катер. Из старшин создали команду сопровождения, куда угодил и я. Мы были в парадной форме и с личным оружием (тогда это были автоматы с откидными прикладами). Офицеры в рубке занимались привязкой реальных берегов к картам и картинки радиолокатора. Мы сменяли друг друга в кубрике и на палубе.
Катер по пути заходил в некоторые бухты, иногда швартовались и мы совершали краткие прогулки по жалким и нищим поселениям. Зашли в бухту Темп, что бы показать рыбацкую артель, занятой ловлей, точнее, водолазным сбором на грунте редких рачков трепанг (после местной обработки ими снабжали только два ресторана – в Москве и Питере). М.П. Подымахин с иронией и юмором встретил информацию о благотворном влиянии рачков в рационе мужчин…
Ранней весной следующего года нас оповестили, что в бухту Разбойник приезжает черноморский друг начальника штаба – участник защиты и освобождения Крыма и Севастополя, морской офицер, поэт Григорий Поженян. Было объявлено, что наша встреча с гостем состоится в клубе бригады.
Матросов более всего восхитила верность дружбе. Из Крыма к нам тогда можно было добраться только многочисленными поездами (Симферополь–Харьков, Харьков–Владивосток, самый длинный в мире железнодорожный маршрут, или двумя пригородными). Последняя станция – Дунай, на её краю у самого среза воды стоит железнодорожный тупик из шпал с буферами от вагонов. Прекрасный символ конца бесконечного Транссибирского пути… Да еще около трех километров пешего пути по весенней распутице…
Господа мужики! Кто примерит на себе ради дружбы выдержать только в один конец двухнедельную болтанку в деревянных скрипучих вагонах той поры, переполненных пассажирами и клопами? Да еще с редкими и жалкими базарчиками на перронах, где кипяток для чая из приперонной котельной в несвежем ведре? Если повезет, достанется застиранное и влажноватое постельное белье…
Этим же поездом от Владивостока до Куйбышева я ездил в отпуск. В головах – вещмешок, под себя – шинель, на глаза – бескозырку. Десять суток счастья!
Поженян – десантник. Подымахин неоднократно высаживал десанты. Может быть, в кровавой круговерти прорыва к берегу, когда смерть угрожает с земли, неба и воды, они и познакомились. Ныне спросить не у кого… Так в мою память и сознание вошел Григорий Поженян.
М.П. Подымахин родился в селе Ключи Иркутской области в крестьянской семье. Учился и окончил педагогическое училище. С 1937 года в Военно-Морском флоте. После окончания военно-морского училища – командир торпедного катера, затем – командир звена катеров Черноморского флота.
Войну Матвей Прокопьевич начал с ее первого дня, совершил 182 боевых выхода в море и при этом прошел 16400 миль в боях и походах. Участник обороны Одессы. Воевал в Керченской и Новороссийской десантных операциях. При штурме Новороссийска Подымахин первым высадил десант и тем обеспечил прорыв остальных катеров в порт. Успешно наносил удары по портам Камыш-Бурун, Феодосию и другим. Провел 18 боев с торпедными катерами противника у селения Мысхако. Ставил минные заграждения, высадил 136 десантников в разных операциях, спас в море 57 краснофлотцев. 7 мая 1944 года в бою под Севастополем он потопил вражескую десантную баржу, к августу – уничтожил вражеский транспорт и еще две баржи.
М.П. Подымахин – признанный участник освобождения Крыма, Севастополя, Украины и Болгарии. Указом от 5 ноября 1944 года старшему лейтенанту М.П. Подымахину присвоено звание Герой Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда. Призывникам моего возраста повезло: мы застали офицеров, участников боевых действий на всех флотах страны. Бесценная, но дорого оплаченная школа.

Капитан I ранга Матвей Прокопьевич Подымахин
(2 ноября 1917 – 17 февраля 1993)

Виктор Конецкий, моряк военного и гражданского флотов, знал цену службы на торпедных катерах. Вот его оценка: «Не писаное правило еще со времен торпедных катеров, когда требовалось мужество особого качества – хулиганистое, наглое, беспардонное: лезть на скорлупке, которую можно ногтем раздавить, прямо в пасть главному калибру эсминцу, хоть крейсеру». Мне кажется, что служба на торпедных катерах для В.В. Конецкого была мерилом гражданской ответственности. Он живописно сказал об этом в повести «Последний раз в Антверпене».
Во все годы своей срочной службы меня удивляло и восхищало: крохотный быстроходный кораблик с командой около десятка военморов нёс смерть в двух торпедах с общим весом взрывчатки семь центнеров. Любой корабль – пополам, любое портовое сооружение – в прах. Лучшего средства защиты родных берегов тогда не было: самое опасное, самое дешевое с минимальным риском человеческих жизней. 
…У меня сохранилась фотография: ранней весной 1955 года начальник штаба бригады М.П. Подымахин вручает мне, старшине шлюпки, призовой пирог за победу в первой гонке сезона.

Начальник штаба бригады торпедных катеров капитан II ранга
М.П. Подымахин вручает «Призовой пирог» за победу в шлюпочной гонке старшине 2-й статьи Иосифу Брумину
ТОФ, бухта Разбойник, 1955 год. Из личного архива И.М. Брумина.

Для меня это была первая гонка в «должности» старшины. До этого три кампании я был привязан к веслу у правого борта нашего 6-весельного яла (или, как мы любовно звали, «Ласточки»).
Имя Матвея Прокопьевича Подымахина на скрижалях Сапун-горы в Крыму, в числе всех Героев – защитников и освободителей Крыма и Севастополя.
…В начале семидесятых годов прошлого уже столетия, я неожиданно стал владельцем «Жигулей», и, не зная еще устройства машины и правил дорожного движения, рванул с семьей в Севастополь, в Крым. Конечно, поднялся к мемориальному комплексу на Сапун-горе, и с волнением постоял возле памятника, на котором выбито имя нашего командира М.П. Подымахина. Матвей Прокопьевич, дорожу памятью о вас!

М.П. Подымахин похоронен в Санкт-Петербурге
на Серафимовском кладбище.
Фото: Морской фонд им. Виктора Конецкого. 2018 год.

…Жизнь наша многолика, но в ней есть одно неотвратимое явление – смерть.
Упомянутая статья в журнале «Родина» словно высветила для меня дорогих людей – кольцо человеческого содружества. Они разные, но в чем-то близкие друг другу люди: Конецкий – Поженян – Подымахин. И я не знаю, кого назвать первым: для меня в этом кольце все точки на равном расстоянии от центра.