1985-1986

Демократическая Республика Афганистан

                       ***
Гудел бетон от гула самолетов,
Мела поземка злая, как змея.
Я уходил за снежной пеленою,
Оставив сердце в сердце у тебя.
 И до пределов аэровокзала
 Вдруг закружилась, сузилась Земля,
 А губы непослушные шептали (одни слова):
 "Ты только жди меня!"
12.12.1985.

                         ***
Ах, Тузель! Было выпито много.
Знали точно - дорога не в рай.
Из таможни доносится строго:
"Больше литра нельзя - выливай!"
 Ну и кто на такое способен?
 Кто из наших на это пойдет?
 Захмелевший старлей-вертолетчик
 Из горла "старорусскую" пьет.
Сто нельзя! Можно сто, но по десять.
Вот такой здесь валютный предел.
И выбрасывал русские сотни,
Тот, кто их разменять не успел.
 Комендант в ладно сшитой шинели
 Все ходил - недостатки искал.
 Доискался, майор похмеленный,
 Его к маме афганской послал.
Рядовых взвод прогнали, как пленных.
Да и что на таможне с них взять?
Проносили с собой только право
На афганской земле погибать.
 А в таможне теперь измывались
 Над девчонкой с накрашенной челкой,
 То "чекисткой" ее обзывая,
 То подстилкой, то долбаной телкой.
Самолетам винты расчехлили,
Солнце гнало рассветный туман.
И готовился к новому рейсу
Вслед летевший нам "черный тюльпан".
Декабрь, 1985.  Ташкент, а/п Тузель (пересылка в Афганистан).

                       ***
Вертолет чуть завис над землею,
Винт с натугой берет оборот,
И колючая пыль от бетонки
Бьет в глаза, сквозь простреленный борт.
 Нос завис, но зато хвост трубою,
 ДШК в нас пока что не бьют,
 На борту, в нарушенье инструкций
 Десять нас и один парашют.
16.01.1986. Кундуз.

                           ***
В Кабуле сыро, холодно и грязно.
И это азиатская страна?
Бананы, пальмы, стрелы минаретов -
Такой нам в мыслях грезилась она.
 А здесь по краю грунтовых обочин,
 Лишь груды мусора и толпы пацанят.
 Они с укором, ненавистью, болью
 На лица наши русские глядят.
В Джелалабаде - все как представлялось:
Бананы, пальмы, тропиков жара,
И с ненавистью, болью и укором
На нас глядит с обочин детвора.
1985.  Афганистан.

                           ***
Ну вот, опять сбиваемся в колонну,
Опять лежит пред нами перевал.
Наигранной бравадой козыряют
Все те, кто перевалы те не брал.

"Не дрейфь, славяне, может быть, прорвемся!" -
Сказал комбат. -
"Прорвемся - будем жить!"
И каждый, вдруг, в душе перекрестился.
И каждый, вдруг, подумал: "Может быть!"

Знакомый запах выхлопа соляры,
По-над Салангом мутится рассвет.
Нелегкой, но уже привычной ношей,
На плечи лег родной бронежилет.

Пошли! Пошли!
Моторы БТРэров гор вековых взрывают тишину,
Колонна двинулась, ущельем поднимаясь,
А сердце падает куда-то в глубину.

У ДШК продернуты затворы,
Стволы гуляют по проемам скал.
В наушниках - лишь треск сухой эфира,
Хотя молчать никто не призывал.

Прошли ребята - лучше, чем хотелось,
Без выстрелов и без коварных мин.
Лишь вытирают слезы, видимо, от пыли,
Водители за стеклами машин.
1986. Саланг.

                            ***
Полдень. Зной. Солнце в небе застыло.
Над бетонкою сизый туман.
Мы в Кундузе сегодня встречаем
Прилетающий "Черный тюльпан".

В штабелях под нагретым брезентом
Запах стружки от свежей сосны:
Ждут отправки с клеймом груза "200"
Те, кому не вернуться с войны.

Адрес точный написан на бирках.
И в счастливом неведеньи те,
Все, к кому не дошли похоронки
На далекой российской земле.

Крен крутой заложив на посадку,
Стонет транспорт в тягучем пике,
И невольно сжимается сердце
В подступающем к горлу комке.

Курит летчик, спустившись по трапу.
Он к подобному грузу привык,
Но кусает бескровные губы
С ним летевший майор-отпускник.
1986. Кундуз.
 
                            ***
Ничего не случилось? Рядовое ЧП.
Застрелили больного у второго КП.
Часовой по уставу применил автомат,
В полосе отчужденья рухнул наземь солдат.

Он лежит отрешенно в предрассветной тиши,
В кулаке посиневшей девять грамм анаши.
Рядовой контингента - так себе, неказист.
Суетится у тела полковой особист.

Затянувшись "Столичной", хмуро цедит комбат:
"Что ему не хватало? Сам во всем виноват!
Заболел, так бывает - впереди медсанбат,
Там покой, медсестрички, я бы сам туда рад+"

Что погнало парнишку?
Нам уже невдомек -
Поменять на три "фазки"
Госпитальный паек.

Что тревожило душу?
Что мешало так жить?
Может кровь, что он пролил,
Так хотелось забыть?

Может, бредили душу те глазенки бачат,
Что с укором недетским на солдата глядят?
Пусть солдат не виновен - в бой послали его,
Но глаза эти смотрят как стволы на него.

И глаза эти ночью душу ранят твою,
Я тебя понимаю и совсем не виню.
Понимаю, как тяжко эту ношу нести,
Об одном умоляю - ты, солдат, нас прости!

Ты прости, что зайдется над могилою мать,
Что тебе не придется плеч любимой обнять.
Пусть погиб ты нелепо, не в открытом бою, -
Спи, солдат, все зачтется, душу спас ты свою!
30.12.1985. Кабул.
                              
                  "Когда приходит почта полевая"
                                            Из песни  40-х годов

"Когда приходит почта полевая"
Я понял только здесь, как ждет ее солдат.
Я видел, как он тянется к конверту,
Из рук не выпуская автомат.
           Как отойдя немного от волненья,
           За башней, примостившись на броню,
           Конверт рукою осторожно гладит,
           Как гладят ненаглядную свою.
От первых строк пахнет теплом домашним,
И кажется полмира перекрыв,
Он снова у родимого порога,
Солдат читает, обо всем забыв.
             Забыв про бой и тяжесть перехода,
             Про зной и пыль, лежащую у ног.
             И только виновато улыбнется,
             Прочтя отцовское: "Ты берегись, сынок!"    
1986. Кабул.

                       Монолог медсестры

Таких  как я, увы, уже немало,
Всех обманули, не меня одну,
Прочла в военкомате:
"Приглашаем для службы в заграничную страну.

Там - за границей - шмотки и валюта,
Там нет очередей, и грязи нет,
Порадует вам сердце, да и душу
Над Гиндикушем утренний рассвет.

Там бравые ребята (как с картинки),
Гусары все! Там не услышишь мат.
Возможно (все бывает) - станет мужем
Какой-нибудь гусар, коль не женат..."

Я  с Запорожья, - можете представить? 
Ведь там сейчас такая красота,
Там месяц мирно светит над рекою,
И парни ждут девчонок у моста.

А здесь луна холодная, чужая,
Соперничает с яркостью ракет.
Поверьте - я душою постарела,
Наверное, на десять тысяч лет.

Рублей не нужно мне, и ни валюты,
Ни женихов не нужно, ни наград.
Мне хочется, чтоб вырвался от смерти
В реанимации распластанный солдат.
Март, 1986. Кабул.

                   ***
Их сгружали под утро,
С боевых прибыл борт.
Суетился у морга
Похоронщиков взвод.
            Как держали друг друга
            В мертвой хватке своей!
            В "хаки" залитой кровью
            Девятнадцать парней.
Старшина похоронщик
Под густой русский мат,
Всех их сбрасывал наземь,
Как замерзших цыплят.
            Доктор, прибывший с ними,
            Отвернувшись, курил.
            Патанатом усталый
            Всем диагноз лепил.
Простыней не хватало,
Чтобы всех их накрыть.
И с водой туговато, 
Чтоб тела их обмыть.
          Ночью лампы гудели,
          Плавя цинк гробовой.
          В ряд гробы выставлялись,
          Обшивались доской.
Вывозились на "взлетку",
Ждали "черный тюльпан".
Вот такой он с изнанки
Легендарный "Афган".
          P.S. Прошло три дня.
И как-то я увидел:
Тот прапор-похоронщик, черт возьми,
В столовой офицерской появился,
В берцовках, чуть отмытых от крови.
25.02.1986.
                     
                ***
Кругом стоит такая тишина,
Что былью быть не может,
Может сниться,
Бесшумно пыль мельчайшая ложиться
На сталь холодную короткого ствола.
Прогрохотал над головой РС,
Смерть унося, к подножью перевала.
И заливая желтым светом мир,
Ракета головою закивала.
Бесшумно где-то вздрогнула земля,
Сейсмической волной нас доставая.
И снова воцарилась тишина,
И снова ночь от края и до края.

Без даты.

                     ***
Пересылка! Пересылка!!
Перекресток жизни наш.
Предписание в кармане
И пристрелянный "калаш".
         В модуле, налитом зноем
         Все, без чина, без наград.
         Прикорнув к плечу майора
         Спит молоденький солдат.
Вертолет винтом грохочет,
Выхлопной стоит угар.
Разрешенье на посадку:
"Вылетаем в Кандагар!"
         Все мы суетно хлопочем,
         Наконец, едрит-то мать!
         Хуже нет, чем ожиданье:
         Вылетать, не вылетать!
Вылетать мы все готовы,
Но согласны только жить.
Ну, а как там повернется?
Чему быть, тому и быть.
Март, 1986. Файзабад.
  
                      Дембеля

Аэропорт, разрушенный налетом,
Седая пыль с непааханных полей,
Который день "за речку" отправляют
Свое отвоевавших дембелей.

Как свитера с начесами шинели,
Сверкают бляхи, словно лунный свет.
В Кундузе - здесь тепло, а где-то там, в России,
Колдует над сугробами рассвет.

Уж третьи сутки нет бортов с Термеза.
Гул нетерпения витает над толпой.
Как хочется всем побыстрей расстаться
С солдатской кровью, политой землей.

Клянутся вновь в солдатском вечном братстве.
За водкой "караваны" шлют в дукан.
И заглушает общую тревогу
По кругу трижды пущенный стакан.
1986. Кундуз.

                          ***
Ах, Россия! Россия!
Что случилось с тобой?
Снова груз "200" парит над тобой.
Не успели отплакать, тех, кого сжег Афган.
И опять над тобою этот "черный тюльпан".
И опять похоронки,цинк холодных гробов.
Ни отцов не дождаться, ни дождаться сынов.
Вновь на цинке холодном распластается мать.
Женихов не дождаться, свадеб не отыграть.
У рождественской елки пляшут звезды эстрад.
Вперемежку с рекламой - трупы русских солдат.

Ах, Россия! Россия!
Что случилось с тобой?
06.01.1995.

                          ***
                                    Виктору Конецкому
                
                 Дровяное

Просмоленные бухты канатов,
Неокрашенных кнехтов рыжье.
Вверх по сопкам неровной террасой
Неказистое наше жилье.
      Финских домиков окна слепые
      С дефицитною тюлью гардин.
      Трапов старых поручья гнилые
      И закрытый всегда магазин.
Принаряженных, в мятых тужурках,
Офицеров, идущих в кабак,
Провожает приветливым лаем
Добродушная свора собак.
      Чуть наверх, у разбитой дороги,
      Получивший билет отпускной,
      Ждет попутку в погоне за летом
      Чуть поддавший каплей пожилой.
Кранцем битым приткнувшись к причалу.
Корабли, повидавшие мир.
Отдыхают до первой тревоги:
Два СБ и спасатель "Памир".
      Капитан! Все как было осталось!
      Вы всегда всех готовы спасать.
      Только Вы, с Вашим мощным талантом
      Так смогли эту жизнь описать!