Библиотека Виктора Конецкого

«Самое загадочное для менясущество - человек нечитающий»

Валерий Попов. МОРСКОЙ ВОЛК


Такие люди, как Конецкий, были солью нашего общества — солью горькой, морской, вызывающей у некоторых тошноту. Но без этой соли какой пресной была бы наша жизнь!

Появившись в конце пятидесятых — в начале шестидесятых, среди сотен официальных писателей тех лет, он сразу занял место самого отчаянного, самого резкого, самого неуправляемого. И как наши люди, стосковавшиеся по смелости, по сильному мужскому характеру, уставшие от тягомотины вялого советского эпоса, сразу же влюбились в Конецкого!

Думая о причинах оглушительной популярности его, понимаешь: он появился тогда, когда все ждали именно такого, когда он был просто необходим, как глоток морского воздуха после затхлых комнат. И, почувствовав это, он заговорил — за всех, как все в те годы хотели бы говорить, — бесстрашно и весело, — но смог это только он.

Сейчас может быть написан и напечатан любой текст, но в нем вряд ли будет то напряжение, которое создавало прозу Конецкого. Он понимал, что лишь мощная проза сломает лед, расшевелит сонные (но не умершие?) души начальников, пробудит их… Сейчас, при отсутствии какого-либо сопротивления, при общем «пофигизме» сила эта из прозы ушла.

Он переживал годы обид, несправедливостей, замалчивания, непечатания — но он успел хлебнуть вольного морского воздуха, и его уже было не усмирить. Он уже знал, что он замечательный писатель и что он — прав. Не только как художник, но и как гражданин.

В те годы я уже робко заглядывался на писательское сообщество. И, боже, как красиво Виктор Викторович переживал свою опалу: бурно, скандально, лихо! Иному успеху не так позавидуешь, как такой опале! Порой перепадало от него и друзьям, болеющим за него… что делать, если враг в тот вечер не подвернулся, а подраться для поднятия духа было необходимо. С гордостью скажу, что и я ощутил на себе жар его темперамента. Помню ресторанный столик, освещенный торшером, и горячий момент, когда мы в водовороте бурного литературного общения вдруг остались один на один. «Ты кто такой? Ты почему сюда сел? — напирал на меня тощий, но яростный Виктор Викторович. — Ты понимаешь, с кем сидишь? Я — Конецкий!»

Уже будучи Конецким, можно было все пережить! И заодно с ним, и по общему поводу, тосковали близкие его друзья, и какие! Горбовский, Горышин, Казаков, Высоцкий!

— Вырубите, наконец, Высоцкого! — кричали ему ночью соседи из окон.

— Ты слышал — велели тебя вырубить? — задорно подходил он к Высоцкому, сидевшему за столом.

Конецкому было чем дышать — за ним была мощь океана, любовь и поддержка моряков, людей мощных и суровых, таких же, как он. За прямоту и честность, за яростный взгляд, видевший насквозь не только врагов, но и друзей, на Конецкого много раз обижались писатели и моряки, клялись в ресторанах и кают-компаниях отомстить ему за то, как он изображал их… но потом — прощали, понимая, что лучше, а главное — точнее, никто их не изобразит. Сами люди отнюдь не шелковые! Такой же у них должен быть и Орфей.

Как ледокол, он ломал лед очередного политического «заморозка». Другому никогда не позволили бы писать так насмешливо, вольно, зло, но даже самые тупые чиновники в конце концов уступали, понимая, что Конецкий — это не просто так: в нем энергия ледового плавания по Северному морскому пути, необходимому для жизни нашего Севера, в нем — сила русских моряков, без которой не прожить государству, и… выходила очередная его книга, и вся Россия ликовала от того, что она, оказывается, еще не погибла, — в ней есть такие смелые, умелые, веселые люди, как Виктор Конецкий и его герои. Книги его — «Завтрашние заботы», «Среди мифов и рифов», «Соленый лед» — приходилось доставать с помощью знакомых библиотекарш и продавщиц.

«Тема спасает!» — ворчали завистники… А ты сам бы пошел и покушал эту тему!

Кстати — чем закончилось тогда то наше противостояние с Конецким у ресторанного столика? Вспоминаю теперь: то многолюдье в Доме писателей, ныне сгоревшем, объяснялось тем, что наверху, в Белом зале, шло, оказывается, писательское собрание… не шло, а плелось, спотыкаясь! Заглянув в зал, где сонное бормотание ораторов терпели лишь те, кому тоже предстояло по должности выступить, настоящие люди спускались в буфет. И вдруг!

— Конецкий… Конецкий идет! Будет выступать! К трибуне идет!

Всех словно смыло из ресторана. Конецкий, справедливо решив, что не стоит тратить свою мощь на столкновение с каким-то мальчонкой, забыл обо мне — и бросился в бой настоящий!

До этого полупустой зал заседаний мгновенно наполнился. Помню, стояли даже в проходах.

Такого слышать в том зале не приходилось! Только из уст Конецкого!

— На Север везут гнилое мясо и дрянной спирт! Кругом воровство, обман!..

Зал замирал… потом аплодировал… и снова замирал. Конецкий знал то, о чем говорил и о чем писал: все испытал на своей шкуре, на своих измотанных нервах. Он говорил правду, и никто, даже из самого высокого начальства, не смел его перебить. Другого бы легко перебили — но не его: Конецкий не злопыхательствовал, а страдал, и обвинить его, в сущности, было не в чем — лишь в том, что он страдал больше других. Но этого — не запретишь.

Жить в таком напряге, казалось, невозможно. И сама его жизнь, его существование, его работа в таком режиме были подвигом, вызывающим восхищение.

Не изменился он и после того, как изменился строй. Порой казалось: ну теперь-то что горевать? Наши у власти, все теперь по справедливости… чего бушевать? Изменился строй, но не изменился Конецкий. Всегда, оказывается, есть правда, которая в тени, которую из тех или иных соображений, пусть даже самых благородных и прогрессивных, загоняют в тень.

Конецкий был героем войны с неправдой, победителем этой войны. Его пытались награждать… но на грудь его, которая всегда яростно трепетала, никогда не застывала в надменной неподвижности, награды как-то «не прикалывались». Помню, как на писательском собрании, в момент торжества демократии, его хотели выдвинуть депутатом чего-то. Виктор Викторович вышел на сцену мрачный:

— Я скажу невпопад, как всегда. Наверное, вас это удивит, но, если я стану депутатом, я буду добиваться увеличения советских военных баз по всему миру — считаю это одной из самых важных задач!

Зал замер! Такое сказать! В разгар «разрядки», разоружения, которое многим из нас, несведущим и близоруким, казалось тогда окончательным, радостным! Но он знал, что говорил, он видел не лозунги, а реальную жизнь!

И никуда его, конечно, тогда не выбрали — да и наград, с его характером, он и в «светлые годы» не набрал.

Зато у него есть главное. Достаточно сказать: Конецкий — и все поймут.




Новости

Все новости

05.12.2024 новое

В ГОСУДАРСТВЕННОМ ЛИТЕРАТУРНОМ МУЗЕЕ

01.12.2024 новое

ОТЗОВИТЕСЬ!

29.11.2024 новое

ДМИТРИЮ КАРАЛИСУ - 75


Архив новостей 2002-2012
Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru